Когда Миранда вышла на сцену под жидкие аплодисменты, она поняла, что у нее нет настроения выступать и что ей не хочется, чтобы Лич, который должен был выступать сразу следом за ней, получил «разогретый» зал. Она решила их остудить. Уничтожить аудиторию.
Зрителей было человек тридцать, и они уже слегка «разогрелись» на Никудышнем.
– Прежде чем мы начнем, – сказала Миранда. – Прошу прощения, но мне нужно проверить благонадежность аудитории. Я не хочу распинаться перед каким-нибудь стариной Томом, Диком или Гарри. Смех – это искусство, я бы даже сказала, высокое искусство, которое предназначено для людей умных и тонких.
Ее слова были встречены дружным смехом.
– Если тут в зале есть идиоты, то им лучше сразу уйти. Она подошла к девушке в первом ряду, которой было как-то уж слишком весело.
– Вот вы. Сколько будет семнадцать умножить на двадцать три? – Миранда понятия не имела, сколько это будет. И зачем, спрашивается, она целых два года изучала математику в Миддлсекском университете?!
Девушка покачала головой. Миранда кликнула Муссу, местного вышибалу. Мусса был из Сенегала, имел диплом врача, и Миранда доподлинно знала, что однажды на Рейлтон-роуд его ограбили две двенадцатилетние девочки. «Нам по двенадцать лет, и мы тебя будем грабить», – заявили они ему. Мусса особенно подчеркнул, что девочки были крупными для своего возраста и были вооружены неким предметом, завернутым в плотный бумажный пакет. Они утверждали, что это пистолет для оглушения скота. Мусса понятия не имел, как выглядит пистолет для оглушения скота, тем более пистолет для оглушения скота, завернутый в плотный бумажный пакет, так что он поверил им на слово. Однако с виду он был вполне внушительным – рост шесть футов два дюйма – и знал свою роль, хотя слишком уж откровенно лыбился. По просьбе Миранды, он вывел девушку из зала. Зрителям это понравилось. И самой девушке вроде бы тоже. Во всяком случае, вид у нее был довольный.
Миранда старалась сохранять идеально серьезный вид.
– Сейчас я вам расскажу про жизнь, вселенную и все остальное
[11]
. Вселенная нужна для того, чтобы обеспечить меня твердым, перманентно эрегированным членом. Жизнь… я расскажу вам о жизни. Как это обычно бывает. Жизнь подходит к тебе вплотную и задает вопрос: чего ты хочешь больше всего на свете – славы? богатства? секса? счастья? И ты говоришь:
– «Славы».
– «Ладно, будет тебе слава – за скромную плату в тысячу единиц».
– А ты говоришь: «Согласен, пусть будет за скромную плату в тысячу единиц».
– А жизнь говорит: «Нет, за скромную плату в две тысячи единиц будет лишь половина славы».
– А ты говоришь: «Погоди минутку. Ты же сказала, что целая слава стоит тысячу единиц».
– А жизнь говорит: «Ты не слушаешь. Я сказала, что четверть славы стоит четыре тысячи единиц».
– А ты говоришь: «Хорошо, как скажешь. Сколько бы это ни стоило, я беру». А жизнь уже и прошла. Вот вам и все остальное.
Она довела одного мужика до поросячьего визга. В том смысле, что он уже даже и не смеялся, а просто повизгивал, как поросенок, причем зрителей это смешило больше, чем то, что делала Миранда. Она уничтожила аудиторию. Но не в том направлении, в каком собиралась. Два молодых человека в первом ряду буквально умирали от смеха, согнувшись чуть ли не пополам.
– Да вам всем только пальчик покажи, вы будете ржать.
Миранда прошла к барной стойке, раскрыла телефонную книгу и углубилась в чтение. Зрители вновь рассмеялись. Она нашла слабое место комедии в чистом виде. Наверное, у каждого в жизни бывают значимые моменты, смысл которых мы постигаем только спустя десять, двадцать, а то и сорок лет, но Миранда сразу же поняла, что такой замечательной аудитории у нее больше не будет уже никогда. Эти зрители – ее лучшие зрители. Сама того не желая, она покорила зал. Всего-то тридцать человек, но зато полностью в ее власти.
Дальше она действовала, исходя из тактики «смутить и озадачить». Среди артистов бытует мнение, что истории из собственной жизни, причем такие истории, когда ты буквально выворачиваешься наизнанку и выливаешь на публику все самое гадкое, что в тебе есть, – это бесценный источник сценического материала. Однако только один определенный вид исповеди пользуется зрительским спросом. Почти все вкалывают, как проклятые, почти у всех есть проблемы, и люди, которые ходят на юмористов, платят деньги за то, чтобы отвлечься и посмеяться. Им не нравится слушать, как ты горестно сокрушаешься, что муж бросил тебя ради какой-то старухи с гнилыми зубами, у которой нет за душой ни гроша, или что твоя младшая сестра умирает от неизлечимой болезни. Им это не нравится даже не потому, что они пришли сюда развлекаться, а потому, что они не хотят, чтобы им напоминали о том, что у них есть сострадание.
– У меня есть одна проблема, – сказала Миранда, уверенная, что у нее получится погасить их улыбочки. – Я даже уже к психиатрам обращалась по этому поводу. Моя мать покончила самоубийством, когда мне было двенадцать. И вот какая моя проблема. Я очень по ней скучаю. Кто-нибудь может помочь? Есть в зале кто-нибудь умный, кто в состоянии решить эту проблему?
Миранда чувствовала настроение аудитории, словно плод у себя в руке. На поверхности плода ощущалось нетерпение и удовольствие. Такие чистосердечные нетерпение и удовольствие, что даже среди тридцати человек можно было легко выделить одного, которому что-то не нравится или который заснул от скуки. Зрители с радостью ждали, что будет дальше, куда она их заведет. Они предвкушали, что будет смешно.
– Кажется, нет, – сказала она после долгой паузы. – Я бы отдала двадцать лет жизни, лишь бы побыть с мамой хоть пять минут.
Потом Миранда просто развернулась и вышла из зала. Первые жидкие аплодисменты обернулись бурной овацией. Лич вышел на сцену с многозначительным видом. Капитан Никудышний изобразил на лице выражение: что-черт-возьми-это-было?-но-что-бы-ни-было-это-было-круто.
Снаружи, приплясывая от волнения, ждала выдворенная девица.
– Мне уже можно войти обратно?
Какой-то импозантный мужик, полностью отвечавший стандартам Сохо конца девяностых – стильная стрижка, шикарные очки, черная кожаная куртка, – протолкался вперед и с таинственным видом попросил у Миранды ее телефон. Она дала ему свой телефон, заметив при этом, что с чего бы ей вдруг раздавать свои телефоны каким-то неопознанным пижонам. Она не забрала свои деньги. Не то чтобы здесь не платили артистам, просто здесь ничего не делали для того, чтобы максимально облегчить этот процесс. Джек, организатор концерта, не бежал из страны, но искать его где-то поблизости – скажем, в радиусе пяти миль, – было бессмысленно. Он всегда появлялся в самом начале вечера, так что новички обретали уверенность, что по окончании программы они получат обещанный гонорар, но под конец он испарялся. Ладно, завтра она поймает его за обедом.
