Эта Идея (именно так – с большой буквы) пришла ему в голову тринадцать лет назад на третьем этаже Университетской библиотеки, когда он читал письма Папы Пия II: «Век без писем – век слепой». Ему стало вдруг интересно, а что ты увидишь, если прочтешь все письма, написанные за века, если прочтешь все книги на свете. Все, что было написано человечеством. В то время он уже почти что жил в библиотеке, что, вероятно, и было началом.
Или начало было в Париже? Они поехали туда с Томом – без денег, вообще без всего. Отнюдь не чувствуя крутыми, они бродили по городу в надежде ощутить себя стильными и шикарными ребятами и испытать восторженное возбуждение, каковое должно снизойти на них само собой. Их поразило количество гостиниц в Латинском квартале и отсутствие в них свободных номеров. После двух часов бесплодных блужданий они набрели на один отель, где были свободные номера, но у них не было таких денег. Тогда они поняли, почему в разгар туристического сезона люди заказывают номера заранее.
Мимо того книжного магазина они прошли трижды; он сам поражался своей выдержке. Но на четвертый раз он «сломался» и предложил Тому зайти посмотреть.
Он знал про эти магазины – «Шекспир и компания» – и знал, что это такое. Тогда он был молодым и невежественным, но все же достаточно любознательным, чтобы знать, что Джойс и Элиот были бандитами. Войдя в магазин, он растерялся богатству выбора и совершенно «завис», в то время как Том, который вообще никогда ничего не читал, направился прямиком к прилавку, чтобы спросить продавца – помятого унылого дядечку, – нет ли у него каких идей насчет местных гостиниц. Они в первый раз были в Париже, и соответственно в этом книжном тоже, но дядечка за прилавком их явно узнал. Таких, как они, он встречал уже в тысячный раз.
Он вздохнул:
– Если у вас и вправду напряги, можете переночевать здесь, в магазине. Но только одну ночь.
Так что свою первую ночь в Париже он провел в книжном магазине, или, вернее: свою первую ночь в книжном магазине он провел в Париже. Том вышел, чтобы купить у арабов кебаб, а по возвращении уселся болтать с двумя американскими девушками, которые тоже ночевали в магазине и ели йогурты. С той ночи «Шекспир и компания» стал его любимым книжным. Он ничего не ел и не спал всю ночь, завороженный американскими изданиями, которых раньше ни разу не видел.
Он наблюдал, как солнце встает над собором Парижской Богоматери, и вспоминал тот эпизод, когда Фауст приехал в Париж с целым мешком новеньких, только что отпечатанных Библий Гутенберга
[9]
на продажу, и как он потерялся в городе стараниями членов парижской гильдии переписчиков, опасавшихся конкуренции и незаинтересованных в развитии книгопечатания.
В ту ночь его «прорвало». Он понял, что вовсе не обязательно уходить, когда магазин закрывается. Можно остаться и продолжать читать. Он уже проводил столько времени в ближайших от дома книжных, что его стали принимать за магазинного вора, но теперь он понял, что можно устроить так, чтобы проводить там еще больше времени. Но тогда он еще не знал, что это начало. Просто забава на отдыхе.
Официальным началом стал тот вечер в Университетской библиотеке, когда его случайно заперли в читальном зале. После этого он начал время от времени оставаться в библиотеке на ночь, потому что ему не хотелось уходить. Его ни разу не засекли; перед закрытием кто-то из библиотекарей обязательно обходил все здание, но он без труда прятался в книгохранилище на тихом верхнем этаже, а по утрам выходил, никем не замеченный.
Да, и конечно – тот звонок от отца. Тоже в каком-то смысле подвижка к началу. После первого семестра они вообще перестали общаться. Отец так и не получил высшего образования; в шестнадцать лет, сразу же после школы, как он любил с гордостью повторять, он пошел работать на скотобойню. Он сразу понял, что желание отца отправить его учиться в университет было всего лишь предлогом, чтобы отправить его из дома. Он и отправился. Совершенно без денег – разве что с горсткой мелочи, которая вся помещалась в один карман.
Не самая вопиющая жестокость, которую знал этот печальный мир. Он мог бы устроиться на работу, но предпочел ограничить расходы – съехал с квартиры, которую поначалу снимал, перетащил все вещи в камеру хранения, ночевал в библиотеке, спал совсем мало, потому что читал почти до утра, утром шел в универ, чтобы помыться в общественной душевой, потом покупал себе что-нибудь съесть и возвращался обратно в библиотеку.
У него не было никаких расходов, присущих среднестатистическому студенту: он никуда не ходил. За все время в Кембридже он даже не выезжал из города, за исключением одного раза, когда они с Эльзой и еще парой приятелей совершили пробег по деревенским пабам. Он не ходил ни в кино, ни в клубы. Покупать одежду – вообще не рассматривалось. Кушать как следует – вообще не рассматривалось. Покупать книги – вообще не рассматривалось. Пить пиво – вообще не рассматривалось. Он жил на стипендию и материальную помощь нуждающимся студентам. Во время каникул подрабатывал в Университетской библиотеке, так что к нему там привыкли. И его жизнь не ограничивалась одной только Университетской библиотекой; периодически он делал вылазки и в другие библиотеки – ради разнообразия и смены ритма.
Постепенно пришло неуютное и тревожное осознание, что рядом с ним нет никого, кто разделял бы его пристрастия и вкусы; что он такой один на свете. Отдельно от всех. Эльза была к нему очень внимательна, но у них было мало общего. И тем не менее с ним иногда происходили забавные вещи. Однажды на Силвер-стрит к нему подлетела женщина – уборщица из больницы, – схватила его за локоть и потащила к себе домой.
– Дядя Фил, – так она обращалась к нему, «дядя Фил», пока он безуспешно пытался вырваться и вспомнить, видел ли он эту женщину раньше.
– Какая приятная встреча, пойдемте скорее ко мне.
Ему представлялось, что он захвачен некоей всепоглощающей страстью; целую неделю он читал только любовную лирику и ничего больше, но, разумеется, «дядю Фила» можно было найти на любой улице и в любое время. Он узнал несколько интересных вещей: почему большинство людей готовы почти на все ради секса; что ее к нему интерес был интересом отнюдь не к нему и что каждому выпадает возможность задаром потрахаться.
Когда она тащила его к себе, он активно отбрыкивался (и почти отбрыкался), потому что его ждали книги, но потом он был рад, что ему представился случай развеяться.
Потом была еще та вечеринка, когда – как раз в тот момент, когда он пожалел о том, что не остался в библиотеке; так ему было скучно, – две девушки устроили настоящий стриптиз. Он хотел поаплодировать им, но не стал. Его позабавило недоумение и смущение других парней, каковые при этом присутствовали, и лишь через несколько лет до него наконец дошло, в чем было дело: неженатые мужики либо были напуганы смелостью этих раздевшихся девушек, либо их не волновали женщины, которые выставляют свои гениталии напоказ; но там неизбежно был Кев из Белфаста, который с готовностью ублажил их обеих на гладильной доске в прачечной. Кев был единственным человеком, за исключением его самого, кто не ругался насчет еды в студенческой столовой. Уже тогда было ясно, кто преуспеет в жизни.
