А спустя три недели случилось совсем уже невозможное: конверт нашелся. Он завалился за диван. Однако Брук уже нашел себе другого партнера – какого-то нигерийца, который, как выяснилось потом, безбожно его обманывал. Но Брук все равно сделался мультимиллионером, поскольку «принес в Ланкашир больше ультрафиолета, чем солнце». Если бы Кид тогда отдал ему деньги, он бы давно уже обеспечил себе безбедное существование. На всю оставшуюся жизнь.
Вместо того чтобы подвизаться на поприще искусственного загара, Кид купил револьверы – подлинные, пусть и списанные кольты. Каждый раз, когда они встречались, Брук говорил: «Давай выпьем» и «Я посмотрю, может, получится тебя куда-нибудь пристроить». К началу девяностых Брук перестал это говорить и только натянуто улыбался.
В баре Кид сразу заметил новую девушку. А минут через пять увидел, что она собирает со столов пустые стаканы. У нее было несчастное лицо, но грудь выпирала так, что Кид даже подумал, что она у нее искусственная, но потом вспомнил, что в восемнадцать она такая у всех. Ребенок с большими сиськами.
Гранджер сказал:
– Кид, это Мелоди. Мелоди, это Кид.
Но на самом деле он имел в виду, что теперь Кид лишается всех своих «льгот» у него в заведении. Раньше пустую посуду со столов собирал Кид, а в особенно суматошные дни помогал Гранджеру за стойкой – в обмен на халявную выпивку, а то и на пару банкнот, каковые вкупе с деньгами, которые он получал от Уилсонов за присмотр за котом, пока они ездят на отдых (три раза в году), составляли его единственный доход.
Он совсем не сердился; он никогда не менял свою жизнь – ее меняли за него другие. Тем более что Гранджер все равно ничего не выгадает на этой девице. Гранджер, как и Кид, был из тех людей, которым просто не дано радоваться жизни.
Гранджер поставил ему пинту пива – вроде как выходное пособие. Кид выпил его обстоятельно, не торопясь, стараясь отдать должное каждому глотку, но удовольствия не было никакого. Все равно что смотреть, как пьет кто-то другой. Он быстро ушел, как будто заходил исключительно для того, чтобы по-быстрому выпить.
Дома он достал пятьдесят фунтов, припрятанные в духовке (которая никогда не использовалась): неприкосновенный запас «на счастливый случай». На случай, если жестокий мир предложит ему сделку на пятьдесят фунтов; на случай, если Брук вдруг появится и предложит ему половину своих соляриев и клубов здоровья за пятьдесят фунтов; на случай, если у него на заднем дворе приземлится летающая тарелка и зелененькие гуманоиды предложат ему целый мешок бриллиантов, по дешевке. Последние десять лет Кид только и делал, что мотался туда-сюда между домом и пабом, но он свято хранил эти пятьдесят фунтов. Пятьдесят бесполезностей.
Он надел пояс с кобурой. Искусство быстро вынимать револьверы требует правильного положения кобуры. И долгой практики. И таланта… хотя большинство настоящих стрелков таким талантом не обладали. Для них было уже хорошо пристрелить врага в спину, из винтовки, с какого-нибудь защищенного места на расстоянии в четверть мили.
В прошлом марте, когда Кид вышел купить сигарет, он едва не споткнулся о полисмена, который лежал на его подъездной дорожке. Полицейский был очень несчастным: не потому, что по нему едва не прошлись ногами, а потому, что он лежал пузом на жестком гравии, под противной изморосью, и боялся, что его застрелят.
Но тревога оказалась ложной. Кипеж поднялся из-за восьмидесятилетней миссис Мортимер, которая отгоняла скворцов от своего свежепосеянного газона, стреляя из газового пистолета. Какой-то придурок увидел бабульку с пистолетом и вызвал полицию. Когда Кид был молодым, все было по-другому. Соседи знали друг друга. Это не значит, что они неприменно общались или питали друг к другу симпатию, но они знали друг друга в лицо, и никто не стал бы затевать осаду дома старенькой миссис Мортимер. Напряжение достигло критической точки, поскольку миссис Мортимер была абсолютно глухой и никак не реагировала на призывы полиции в мегафон.
Киду повезло; пока он лихорадочно соображал, как привлечь внимание полиции, раздался стук молотком. Спринг. Он вечно чего-то стучал, пилил, отскребал, колотил, зачищал шкуркой или сверлил дрелью. За те двенадцать лет, пока он тут жил, он мог бы построить уже пять домов своими «умелыми ручками – сделай сам». В свободное от столярно-плотницких работ время он разбирал автомобили по винтикам, после чего благополучно о них забывал.
Когда Спринг открыл дверь, Кид ткнул ему в нос револьвер. Спринг быстро захлопнул дверь – Кид почти с удовольствием отметил, как сильно тот перепугался.
Потом Кид вышел на середину улицы и палил в воздух с обоих стволов, пока не расстрелял все патроны.
Вернувшись в дом, он взял конверт, в котором ему прислали очередной счет за воду (разумеется, неоплаченный), надписал его: «Полицейскому, который меня застрелил», – и положил туда пятьдесят фунтов. На обратной стороне церковной рекламки он накорябал: «Вы знаете». Потом немного подумал и дописал: «Я хочу сказать, что сам во всем виноват. Я сделал так, чтобы все смотрелось по-настоящему, потому что мне нужна была помощь. Прилагаю к своим извинениям скромную сумму – порадуйте себя чем-нибудь от меня. Еще раз, примите мои самые искренние извинения. Брэмхолл Кид».
Зарядив револьверы, как всегда, холостыми, он снова задумался про Дикий Запад, который дает человеку возможность почувствовать себя значительным.
Когда снаружи выкрикнули его имя, он с несчастным видом шагнул к двери, готовый в последний раз молниеносно выхватить револьверы.
А потом тебе скажут, что ты надрался
Утренний псих был на месте.
Гай подумал, что в плане концентрации полоумных на квадратный дюйм Брикстон безоговорочно держит первое место в мире. В свое время он поездил по миру: жил в больших городах, видел много печали, уродства и грязи, но по количеству клинических идиотов Брикстон был недосягаем. Жалко только, что ничего с этого не поимеешь. Впрочем, по здравом размышлении, некая выгода все же была: в силу врожденного тупоумия местные психопаты прямо сами напрашивались на тюрьму, в связи с чем клиентура у «Джонса и Кейты» росла, и, стало быть, Гай получал с них какие-то фунты.
Сегодняшний псих был черным и здоровенным. Просто огромным. Вот чем еще славен Брикстон, помимо количества недоумков: здешние недоумки отличаются особо крупной комплекцией.
Направляясь к автобусной остановке, Гай размышлял, что обычно его не особенно беспокоят типы со спущенными до колен штанами, которые пытаются скушать свою рубашку. Его смутили не столько действия этого необъятного негритоса, сколько его размеры. Ростом шесть футов три дюйма и не просто здоровый, а широченный; Гай и не думал, что на свете бывают такие огромные дядьки. Он всерьез опасался, что если этому пожирателю рубашек вдруг захочется чем-то запить свою трапезу, и он примет Гая за банку «Теннентса» и попробует его вскрыть, то Гай вряд ли сможет ему помешать. Если он что-то и сможет сделать, то лишь умереть с патетическим хрипом. С такой гориллой ему не справиться.
