28
Черный джип остановился в тени деревьев. Белая корова вышла на солнце. Позвякивало ботало, кричали петухи, отобранные на заклание в храме Дурги. Три петуха – красный, зеленый и синий, которые попытаются вскочить с циновки и убежать от своей головы, как будто бы есть другая жизнь – без головы. Белая корова вышла на солнце и облегчилась натужной искрящейся на солнце струей. Об асфальт дороги разбивалась священная моча священного животного. Офицер захлопнул дверцу автомобиля и, почтительно обходя животное сзади, направился к домику палача.
Старый Ангдава спал, держа в руках полузакрытую книгу, свою любимую “Raja Marthandam”. Шезлонг стоял теперь на веранде, где Ангдава отдыхал после обеда, устав ждать там, у поворота дороги.
– Намасте, – негромко приветствовал его офицер.
Старый Ангдава вздрогнул и приоткрыл глаза.
– Намасте, – ответил он, обнаруживая перед собой долгожданного гостя вместе с поспешающей за ним насмешливой мыслью из книги, которую держал перед собою в руках: «То, что мы ждем, всегда приходит к нам неожиданно».
Офицер – темный китель, белые брюки, аксельбант, непримиримое и преданное лицо исполнителя – раскрыл свою черную папку с золотым королевским гербом, смахивая с вензеля капельку священной коровьей мочи, и протянул палачу пакет.
– Уведомление от его величества короля Гьянендры о назначении приведения в исполнения приговора смертной казни через повешение.
Он щелкнул каблуками и сделал еще более официальное лицо. Старый Ангдава поднялся, почтительно принимая пакет.
– На какой день назначено? – спросил он, вскрывая конверт.
– На вторник.
– Значит, через неделю.
Палач пробежал глазами строки письма, уведомляющие его о предстоящей казни.
– Распишитесь вот здесь, – сказал офицер, доставая из папки еще одну гербовую бумагу, на которой было уже отпечатано, что королевский палач Ангдава Меули с почтением исполнит волю короля.
– Кто этот несчастный? – спросил Ангдава, ставя под печатью свою подпись.
– Человек с Запада.
– А что ему вменяется в вину?
– Я точно не знаю, – сказал, слегка замявшись, офицер. Он принял подписанную бумагу обратно и спрятал в черную папку. Официальная часть была закончена, и он позволил себе (своему лицу) слегка расслабиться. – Брамины говорят, что несчастный пытался осквернить священную статую Нандина. А за несколько дней до гибели его величества короля Бирендры он был в буддийском монастыре, где ламы устраивали «Цам гневных божеств».
Офицер сделал многозначительную паузу, как-то странно взглянув на старого Ангдаву и продолжил:
– Вы знаете, что такое «Танец черных шапок»?
Ангдава покачал головой отрицательно.
– Это магический ритуал, в котором буддийский монах, приняв образ свирепого защитника Махакалы, убивает индуистского короля. Одев черный плащ и черную шапку, вымазав сажей лицо и своего белого коня, он привлекает короля своим колдовским танцем на расстояние выстрела и поражает стрелой из лука, спрятанного под плащом, а потом бежит. Спасаясь от погони, он пересекает реку. И, смыв в реке сажу с себя и со своего коня и вывернув свой черный плащ белой подкладкой кверху, так и уходит неузнанный от возмездия.
– А что же наша Кали? – спросил Ангдава.
– А что Кали? – нахмурился офицер.
– Не могла одолеть Махакалу?
– Я вас не понимаю.
– Если сражаются люди, то, значит, сражаются боги. И если один человек побеждает другого, другой веры, то, значит, побеждает его бог?
– Да я же не про то говорю! – с раздражением сказал офицер.
Старый Ангдава поднял руки в почтительно примирительном жесте:
– Конечно, конечно. Я знаю, что эти буддийские ламы всегда рвались к власти с тех пор, как китайцы вытеснили их из Тибета, – проговорил он с едва заметной усмешкой.
– После же мистерии, – важно продолжил офицер, – несчастный звонил его величеству принцу Дипендре и о чем-то с ним договаривался. Ордену стало известно, что они были связаны и раньше, познакомившись еще в Америке.
– Так, значит, этот человек и заколдовал Дипендру? И принц, одержимый намеренно вселенными в него злыми духами Запада и совершил это ужасное дело?
– Наконец-то до вас дошло, – неожиданно расхохотался офицер.
Ангдава молчал, задумчиво складывая и опуская письмо в конверт.
– Кстати, – сказал неожиданно совсем другим тоном офицер, как будто переставая быть офицером и преображаясь теперь в доброго знакомого. – Его величество король Гьянендра просил кое-что передать вам на словах.
– Что? – бесстрастно спросил палач.
– Его величество просил…м-мм… как бы это выразиться… ну, немного потянуть эту процедуру… чтобы… м-мм… не сразу, а… подольше.
– Подольше?! – почти вскрикнул с удивлением палач.
– Да, именно так его величество и имел честь выразиться. Я лишь повторяю это его слово. Его величество хотел бы, чтобы это выглядело как финал магического представления, в котором Кали карает демона Апасмару. Перед повешением несчастному предстоит свидание с якши. Жрецы готовят для него замечательную якши, – офицер похотливо рассмеялся. – Уже два месяца они посвящают ее в Гаруду, тантру смерти.
Он недвусмысленно посмотрел на палача:
– Ну так что?
Ангдава молчал, опустив голову.
– Кем же он родится, этот несчастный, если ему назначено так трудно умирать? – вздохнул наконец он.
– Как кем? – снова засмеялся офицер, но на этот раз злорадно. – Если он искупит свои грехи во время пытки, то, значит… богом.
29
Пустить себе пулю в лоб, чтобы не мучиться, чтобы не рождать в себе больше эту историю… Но вместо этого я рассказал эту историю отцу. Я рассказал ему о своей любви и что все теперь кончено. Он слушал, сидя как-то ссутулившись и смотря в пол, иногда как-то виновато шевелил своими большими руками. Я видел, что ему горько все это выслушивать, словно бы это и его история.
– Теперь и жить не хочется, – тихо сказал я.
Он вздохнул:
– Ну это ты брось… Нечего еще, глупости какие.
– Я ее так… – не выдержал я и заплакал.
– Ну, не надо, Вик, не надо, – положил он мне на лоб свою большую руку и провел по волосам.
Но я уже откровенно рыдал. Отец все пытался меня утешить, гладя по волосам. Его большая горячая рука словно бы согревала мне голову, а может, это приливала к темени кровь. Внезапно я почувствовал облегчение. Как будто то, что давило меня все эти дни, превращая в раздавленного паука, вдруг куда-то исчезло, и мне снова был возвращен естественный порядок вещей, назначенный откуда-то свыше. Вот я, вот эта комната, вот отец.
