– Ой-ой, сейчас свалится же! – воскликнула Эрика.
Мальчик из параллельного первого класса нес на голове настоящую птичью клетку. Это был Люк Лехани – сын Мэри Лехани; Мэри частенько переходила всяческие границы, а однажды даже посмела бросить вызов Сесилии, покусившись на место председателя родительского комитета. Малыш напоминал ходячую Пизанскую башню: он шагал, всем телом накренившись в сторону в отчаянной попытке удержать клетку прямо. Внезапно, хотя и неизбежно, она соскользнула с его головы и рухнула наземь. Бонни Эммерсон из-за этого споткнулась и потеряла собственную шляпу. Бонни сморщила личико, собираясь зареветь, а Люк в изумлении и ужасе уставился на свою искореженную клетку.
«Я тоже хочу к маме, – подумала Сесилия, наблюдая за тем, как матери Люка и Бонни ринулись на помощь детям. – Хочу, чтобы мама утешила меня, сказала, что все обязательно будет хорошо и плакать не из-за чего».
Обычно ее мать бывала на парадах пасхальных шляп, снимая размытые и безголовые фотографии девочек на свою «мыльницу», но в этом году она предпочла посетить Сэма на его параде в престижном приготовительном классе. Там обещали шампанское для взрослых.
«Вот скажи, слышала ли ты когда-нибудь такую глупость? – обратилась она к Сесилии. – Шампанское на параде пасхальных шляп! Вот на что уходят деньги, которые им платит Бриджет».
Мама Сесилии обожала шампанское. Она получит огромное удовольствие, общаясь с бабушками более высокого класса, чем в школе Святой Анджелы. Она всегда демонстративно делала вид, будто не интересуется деньгами, поскольку на самом-то деле крайне ими интересовалась.
Что бы сказала мама, если бы Сесилия пожаловалась на Джона Пола? Сесилия замечала, что теперь, в старости, всякий раз, когда ее мать слышала что-нибудь огорчительное или просто слишком запутанное, на какой-то пугающий миг ее лицо бессмысленно обмякало, как у человека, перенесшего инсульт, словно от потрясения ее разум кратковременно отключался.
– Джон Пол совершил преступление, – начала бы Сесилия.
– О, милая, я уверена, что он ничего такого не делал, – перебила бы ее мать.
А что сказал бы ее папа? У него высокое давление. Это вообще могло бы его убить. Она представила вспышку ужаса, которая исказит его мягкое морщинистое лицо. А потом он оправится и свирепо нахмурится, пытаясь уместить новость на нужную полку в своем сознании.
– А что об этом думает Джон Пол? – вероятно, спросит он машинально, поскольку чем старше становились ее родители, тем сильнее их интересовало мнение Джона Пола.
Ее родители не смогут обойтись без Джона Пола и никогда не примут мысль о его вине. И не примирятся с позором перед местной общиной.
Нужно взвешивать, выбирая лучшее из решений. Жизнь не бывает черно-белой. Признание не вернет Джейни. Этим ничего не добиться. Пострадают дочери Сесилии. Пострадают родители Сесилии. Пострадает Джон Пол за ошибку (она поспешно проскочила это мягкое словечко «ошибка», понимая, что не права, что поступок Джона Пола заслуживает более сурового обозначения), которую совершил в семнадцать лет.
– А вот и Эстер!
Махалия ткнула Сесилию локтем в бок, та вскинулась, вдруг вспомнив, где находится. Как раз в это время Эстер спокойно кивнула ей, проходя мимо: шляпка сдвинута на затылок, рукава свитера растянуты до предела, чтобы прикрыть кисти, словно митенками. На ней была старая соломенная шляпа Сесилии, усыпанная искусственными цветами и крошечными шоколадными яйцами. Не шедевр, но значения это не имело, поскольку Эстер считала парады пасхальных шляп пустой тратой своего драгоценного времени.
– Чему, собственно, учит нас парад пасхальных шляп? – спросила она у матери утром в машине.
– Насчет Берлинской стены – ничему, – съязвила Изабель.
Этим утром Изабель воспользовалась материнской тушью, но Сесилия притворилась, будто не заметила. Девочка неплохо справилась: лишь одно маленькое иссиня-черное пятнышко под безупречной бровью.
Сесилия подняла взгляд на балкон шестого класса: Изабель с подругами танцевали под музыку.
Если бы какой-нибудь славный мальчик убил Изабель и вышел сухим из воды, если бы этот мальчик мучился раскаянием и вырос отличным, добропорядочным членом общества, хорошим отцом и зятем, Сесилия все равно хотела бы, чтобы его посадили в тюрьму. Казнили. Она бы хотела убить его собственными руками.
Мир покачнулся.
– Сесилия? – окликнула ее Махалия откуда-то издалека.
Глава 34
Тесс поерзала на стуле и прислушалась к приятной ноющей боли в паху.
Какая же она легкомысленная! И что там с ее якобы разбитым сердцем? Выходит, ей достаточно трех дней, чтобы оправиться после крушения брака?
Вот она сидит на параде пасхальных шляп в школе Святой Анджелы и думает о сексе с одним из троих судей парада. А тот тем временем стоит на другой стороне двора в огромном розовом детском чепчике, завязанном лентой под подбородком, и изображает «Танец маленьких утят» с компанией мальчишек из шестого класса.
– Разве это не чудесно! – воскликнула рядом ее мать. – Просто чудесно. Жаль только… – Она осеклась, и Тесс повернулась к ней:
– Жаль только – что?
Люси выглядела виноватой.
– Мне просто хотелось бы, чтобы все это не было счастьем из-за несчастья: скажем, вы с Уиллом просто решили бы перебраться в Сидней, и Лиам перешел бы в школу Святой Анджелы, и я могла бы всегда приходить к нему на парады пасхальных шляп. Прости.
– Тебе не за что извиняться, – заверила ее Тесс. – Мне самой бы этого хотелось.
Но правда ли она этого хочет?
Она снова перевела взгляд на Коннора. Теперь шестиклассники отчаянно хохотали над какими-то его словами, и Тесс заподозрила, что тут не обошлось без «туалетного юмора».
– Как прошел вчерашний вечер? – осведомилась Люси. – Я забыла спросить. По правде сказать, даже не слышала, как ты вернулась.
– Вполне мило, – отозвалась Тесс. – Приятно было поболтать о прошлом.
Внезапно ей представился Коннор, переворачивающий ее и шепчущий на ухо: «Кажется, я припоминаю, что нам обоим это нравилось».
Даже раньше, еще молодым скучным бухгалтером с нелепой прической, не имея столь потрясающего тела и мотоцикла, он был хорош в постели. Тесс тогда была слишком молода, чтобы это оценить. Она считала, что всякий секс окажется не хуже. Тесс снова поерзала на стуле. Вероятно, ей грозит приступ цистита. Три сексуальных сеанса подряд и последний ее приступ цистита пришлись на самое начало их отношений с Уиллом. Надо же, какое совпадение!
Мысли об Уилле и ранней поре их романа должны были причинять боль, но Тесс ничего такого не ощутила, по крайней мере сейчас. Кружило голову озорное, восхитительное чувство сексуального удовлетворения и… Что еще? Месть, вот что. Мне отмщение, говорит Тесс. Уилл и Фелисити считают, что она тут, в Сиднее, нянчится с разбитым сердцем, а она взяла и с удовольствием переспала с бывшим парнем. Секс с бывшим обошел секс в браке. Что, съел, Уилл?
