Довольно долго ничего не происходило. Жара с каждой минутой усиливалась, и казалось, все замерло навечно. Однако некоторое время спустя во дворе трактира «У императора» появился всадник на взмыленном коне. Он прискакал со стороны Парижа так стремительно, что увидели его, только когда он влетел в ворота. Направив коня прямо к экипажу Вероники, он вручил ей письмо. Взмокшему от пота юному гонцу в мундире наверняка не исполнилось еще и двадцати. Не дожидаясь, пока Вероника кончит читать, он подошел к Маркизу и де Берлю и, протянув им записку от шевалье, сообщил, что д'Альби утром дрался на дуэли и был застигнут на месте преступления. Маркиз знал, что Король-Солнце карает поединки среди дворян со всей суровостью, сколь бы высокое положение ни занимали люди, подобным образом решающие дела чести. Позорный судебный процесс, скандал, даже изгнание. Поэтому Маркиз тотчас понял, что шевалье д'Альби не появится ни сегодня, ни в ближайшие дни. Шевалье, правда, рассчитывал — как он писал — на свое исключительное везение и успешное вмешательство отца. Он просил позаботиться о «мадемуазель Веронике» и подождать его в Шатору у Шевийона, где они все равно предполагали задержаться. Он не сомневался, что будет там не позднее десятого сентября. Что написал шевалье Веронике, Маркиз не знал. Она сидела не шевелясь, закрыв лицо руками.
— Возвращаемся, — спокойно сказал де Берль.
Как ни странно, Маркиз, вопреки рассудку, верил, что шевалье д'Альби повезет. Так бывало уже много раз, ибо д'Альби был рожден под счастливой звездой. Бог любил его и неоднократно свою любовь проявлял. Он создавал вокруг шевалье как бы охранительный воздушный пузырь и заботился о том, чтобы беды и превратности судьбы не слишком его затрагивали. Д'Альби везло в карты и с женщинами, он выигрывал пари и каким-то необъяснимым образом умудрялся не залезать в долги. Почему бы и теперь судьбе ему не улыбнуться? Маркизу еще следовало убедить де Берля, изобразив всю историю с шевалье пустяком, требующим внесения в план лишь небольших поправок. Они поедут только до Шатору, не дальше. Если шевалье не появится, вернутся. Женщину возьмут с собой исключительно потому, что об этом попросил шевалье, скажем, как багаж. Она ведь не дама. Да и что тут раздумывать — ведь Шевийон их ждет!
Де Берль в конце концов согласился. Разве не так начинается большинство путешествий? Мало ли что приходится менять в последнюю минуту, когда уже закончены все дела, упакованы вещи, отправлены депеши… Узнай де Берль об этой дуэли раньше, когда вставал с постели, оставляя в ней беременную жену, или когда целовал спящих детей, он ни за что бы не вышел из дому. Может, и вправду, как утверждает Маркиз, все происходит так, как должно происходить? «Но способны ли мы в таком случае хоть на что-то влиять? » — со страхом подумал де Берль.
Вероника тоже согласилась. Согласилась от отчаяния и растерянности, отнявших у нее способность что-либо решать. Любезный господин в зеленом камзоле подкупил ее искренним участием; к тому же он не задавал вопросов и пообещал о ней позаботиться. Но главное, он был другом ее возлюбленного, что давало ему над ней некую власть.
Когда принесли оба сундука, Вероника отослала свою карету обратно в Париж. Посмотрела еще раз в сторону города и окончательно убедилась, что поступает правильно. Она уже не могла туда вернуться, пускай даже там оставался ее любовник. Возвращение означало бы пробуждение от сна и переход в действительность — пустую и страшную.
Следовало еще найти кучера. Тот, который привез Маркиза и де Берля, явно заболел; его решили отправить домой в экипаже Вероники. Маркиз готов был сам сесть на козлы, но господин де Берль ни за что на свете не соглашался ехать наедине с «этой женщиной». Стали раздумывать, как быть, и тут трактирщик предложил им взять длинноволосого подростка, за которым раньше наблюдала Вероника. Хозяин всячески его расхваливал: и с лошадьми он отлично управляется, и неприхотлив. Когда Маркиз спросил у мальчика, как его зовут, а тот не ответил, трактирщик поспешил объяснить, что он немой. Но зачем кучеру говорить? Может, оно и к лучшему: не сумеет повторить то, что услышит или увидит, подумал Маркиз. Мальчик с волнением переводил взгляд с одного лица на другое, стараясь ничего не упустить из разговора. Он не очень понимал, куда и зачем должен ехать. Понял только, что будет приставлен к лошадям, а наградой послужит отъезд из этого места, куда его случайно занесло. Ему понравились лошади и красивая дама. И вид с козел куда раздольнее, чем с земли. В конце концов Маркиз дружелюбно хлопнул его по плечу и велел бежать за вещами.
— С вас восемь су, — напомнил хозяин. — А зовем мы мальчишку Гош.
Запряженный четверкой лошадей черный экипаж покатил на юг, взметая в горячий воздух клубы пыли. Мальчик на козлах снял суконную куртку и подставил солнцу худую грудь. За экипажем, желтый, как дорожная пыль, бежал его пес.
5
Все путешествия начинаются одинаково: можно сказать, что путник захлебывается пространством. Руки-ноги чуть-чуть дрожат от возбуждения, голова кружится от беспрерывно сменяющихся пейзажей. И лишь не скоро человек, по доброй воле или под давлением обстоятельств сорвавшийся с насиженного места, возвращается к тому, что покинул. Люди отождествляют себя с местом, где пустили корни, словно жизнь без этого врастания в землю неполноценна, лишена смысла. Однако, по мере того как за спиной остается все больше придорожных столбов, прошлое, накрепко связанное с конкретными местами, блекнет и все чаще заслоняется тем, что открывается взору. Дорога с наезженными колеями, колодцы на обочине, незнакомые люди, часовенки на распутьях, маячащие на горизонте деревни, даль, ширь и глубь без конца и края.
В начале пути не столько важна цель, сколько само перемещение во времени и пространстве. Мысли тогда хватает простора, чтоб лениво плыть куда захочет, а взгляд распрямляется в безбрежном ландшафте подобно лепесткам расцветающего мака. Острые края тревог и страхов будто сглаживаются, позволяя себя не замечать. Мир, наблюдаемый с движущейся точки, выглядит более гармоничным и законченным.
Однако странствование — лучший способ понять, что все бренно и переменчиво, а к деталям не стоит привязываться. Деталь, отдельная черта — свойство недвижности: ведь суть вещей непрестанно меняется. В событиях прошлого, увиденных глазами путника, часто открывается новый смысл. Человек странствующий набирается ума не только потому, что пополняет свой опыт за счет новых видов и ситуаций, но и потому, что сам для себя становится пейзажем, на который можно взглянуть мимоходом с умиротворяюще далекого расстояния. Тогда видишь больше, чем просто набор деталей. Их сочетание уже не кажется окончательным и однозначным. Оно меняется в зависимости от точки зрения.
Впрочем, езда в черном закрытом экипаже, когда на дворе жара, может стать адской пыткой. Зной висит неподвижно и покрывает незащищенную кожу рук и лица пленочкой скользкого пота. Маленькие оконца кареты и небольшая скорость на ухабистой дороге не позволяют Даже мечтать о сквозняке.
Разговор не клеился, вероятно, из-за духоты и жары. Мужчины украдкой разглядывали Веронику. Они скорее всего сняли бы пропотевшие парики, если б не эта женщина, подброшенная им волей случая.
