Можно жить годами, теша себя иллюзией омоложения. Но наступает день, когда все становится очевидным, — день, когда приходит определенность, когда происходит такой же решительный разговор, как при изменении жизни, разводе или переезде, как это и произошло с нами. В один прекрасный день ты мне сказала, что хочешь со мной поговорить; во имя нашей любви, сказала ты, во имя нашей любви ты приняла решение, во имя нашей любви ты обдумала это маленькое чудо, которое все изменит, ты уже все узнала, у тебя адрес, инструкции, вся документация, ты знаешь всю процедуру и цены, ты все предусмотрела, все. Но больше всего меня в тот день поразило то, каким образом ты все это мне представила — не как ультиматум, а как курс, которому мы должны следовать, как решительный переход к новой жизни. В общем, ты задумала зажить новой жизнью, но все же со мной.
Для нас это была к тому же возможность посмотреть Фрибург. Клиника стояла на берегу озера и была похожа на гостиницы, в которых никогда не останавливаешься, потому что слишком дорого. В приемном покое сочли даже трогательным, что мы приехали вместе, особенно когда мы вдвоем пришли на консультацию, рука об руку. Мы были как дети перед рождественским Дедом Морозом, особенно ты, у тебя в голове были совершенно четкие идеи о том, что ты хотела изменить — на бедрах, на лице, на груди; сначала я смотрел, как он рисует фломастером на твоем теле, он моделировал тебя, как бы накладывая выкройку; кстати, совершенно очаровательный доктор, из тех богатейших врачей, которые по определению богаты и компетентны; потом он принялся за мои чертежи, со своей ассистенткой они исчертили мой череп, живот и шею, да что там говорить… Если быть откровенным, на этом этапе, должен тебе признаться, я уже не понимал, способен ли я адекватно реагировать, и чувствовал себя дураком.
Нас разместили в одной комнате — так было удобнее, и прежде всего мы разложили свои вещи. Нас впечатлила красота лакированных стен, яркого потолка, деревянные панели из тикового дерева в ванной комнате. Но в отличие от гостиницы, оказавшись в палате, мы очень скоро должны были надеть пижамы и лечь в постель, чтобы подвести итоги. Что бы там ни говорили, но в клинике всегда чувствуешь себя больным. Наши кровати стояли параллельно, мы были рядом, сначала у тебя был довольный вид, ты даже радовалась, как накануне большого путешествия, это было как игра, ты говорила, уже не помню что, о длинных выходных, которые у нас будут потом, о поездке к морю, но не очень далеко, потому что бюджет нам этого теперь не позволит, но это неважно, главное — мы сможем появиться в купальных костюмах, оба, и гордо пойдем по берегу в купальниках, мы вновь обретем наши тела, ты и я, снова полюбим бродить, импровизировать, обретем полную свободу, как раньше, будем устраивать пикники в маленьких бухточках, купаться без всего, без крема для загара, зонтиков от солнца, без детей, все будет как в то время, когда у нас не было ничего, только наши тела, которыми мы делились, и на пляже у нас были только тела, и вечером тоже, уже не говоря о ночи, и днем мы дарили себя друг другу, без устали, — в то время нам этого было достаточно, чувствовать другого рядом, наши тела были рядом — мое тело, чтобы чувствовать твое, твое, всегда прижавшееся к моему. Вначале многое происходило с нами на уровне тел. В том возрасте, чтобы чувствовать себя хорошо, мне ничего не надо было — футболка, карман в шортах, комфорт приходил от самого бытия, мы были красивы — теперь, с сегодняшних позиций, мы можем это сказать: вот мы лежим на песке, вот наши тела рассекают волны — да, мы были красивы.
Наверное, это был эффект успокаивающих лекарств, но мы долго возвращались к этим образам, этим воспоминаниям о нас, они возникали перед нами, как фотографии, в то же время мы думали, что уже завтра мы обретем прежнюю свободу, для этого мы здесь и находимся, и однажды, очень скоро, мы вернемся, ты и я, на пляж, и нам, как раньше, ничего не будет нужно — только мы сами. Увидишь. Мы возьмемся за руки и, не задумываясь, холодно или нет, нырнем…
Потом наступил вечер, ночь смешалась с озером, две неоновые лампочки придавали комнате голубоватый свет, создавалась иная атмосфера, мало-помалу медицинские аспекты настойчиво напомнили о себе, заходили медсестры, стоял запах лекарств, у нас брали кровь, и приходила мысль о тех кусках, которые будут от нас отсекать, которых больше у нас не будет. Только представь себе это… Все же речь шла об операции — два часа под общим наркозом, реанимация, кислород и все прочее, — и все это завтра. Тебе стало не по себе. И вот так, на расстоянии, поскольку наши кровати стояли в двух метрах друг от друга, ты просто попросила взять тебя за руку. Мы так и заснули, держась за руки над пустотой, в мечтах о воспоминаниях, которые нас ждали впереди. Завтра мы будем молодыми, ты увидишь.
Веселое Рождество
Осталось несколько часов до рождественского ужина, и в доме картина полной семьи. Уже смеркается, и родители ребенка идут по дорожкам, на которых остались следы предыдущих прогулок. На тропинке уже нет травы, не надо больше отодвигать колючие ветки кустов, два маленьких облачка пара поднимаются у них над шарфами. Ребенок в это время играет дома с бабушкой и дедушкой, приводя их в восторг. Те всегда жалуются, что редко видят внука, и вот сейчас он с ними. Для них это предел мечтаний, они любят такие дни, любят, когда семья собирается за городом, в этом доме, где они живут с тех пор, как вышли на пенсию. Ребенок — центр всего, ему только два года, и для него время еще не существует. Пока он не может этого осознавать, но когда-нибудь будет вспоминать эти ощущения, любящее окружение, большие холодные кровати с подушками, набитыми гусиным пухом, запах поленьев в камине — все, что сейчас не имеет для него значения, через тридцать лет превратится в настоящую сказку.
А в это время его родители продолжают свой путь по тысячу раз исхоженным тропинкам, гуляют, плутают, но ребенок пока не знает, что время всегда течет медленнее для тех, кто остался. Он дома, в тепле, и у него нет желания гулять с родителями, он стоит на четвереньках и катает камешек по плиткам пола. Скоро начнется волшебство, когда появятся новые игрушки, скоро его охватит восторг при виде красивых пакетов.
Время проходит весело, часы текут спокойно, постепенно приближая Рождество, мир застыл перед неотвратимостью своего праздника, мир сам как глянцевая картинка. Когда в доме становится прохладно, включают отопление, пора готовиться, на улице уже стемнело, хотя еще только пять часов. Возвращаются родители. И у нее, и у него одни и те же жесты — они входят с улицы и начинают энергично растирать руки. Но он сразу же проходит в спальню, чтобы бросить взгляд на мобильный телефон, ощущая смутную вину за то, что ждет нового послания, и смутное беспокойство, когда видит, что его нет. Тогда он быстро набирает «скучаю», отыскивает в контактах Сабину и нажимает «Отправить». Потом он проходит в гостиную, телефон лежит у него в кармане — он хочет ощутить вибрацию, когда придет ответ. Увидев всех в гостиной, он на мгновение чувствует раздвоение. Присутствие этих людей уничтожает саму идею Сабины, Сабина становится нереальной — миражом другой жизни, которая уже некоторое время так манит его.
Сейчас самое главное — накрыть стол, обдумать все детали праздничного ужина. Дедушка должен со знанием дела подготовить вино, и он обращается с бутылкой, как заправский сомелье; дедушка еще совсем не стар, ему только шестьдесят пять, но ему очень нравится, что он уже дедушка, он только и ждет, что куча внуков будет называть его так. Он гордится этим, видит в этом своего рода славное завершение жизни теперь, когда он на пенсии. Его трудовая жизнь прошла без потрясений и безработицы, тут ему не в чем себя упрекнуть.
