Если одна из девушек выйдет из строя, Рун заменит ее, и публика ни о чем не заподозрит. Бедняжки долго не выдерживают. Несмотря на затычки в ушах, на курсы лечения и сеансы тишины, самые старые члены группы совершенно оглохли, однако двух продолжали держать, ибо они навострились весьма ловко давать интервью: они ничего не слышат и потому выглядят наглыми и глупыми, несут журналистам черт знает что. Пресса их обожает.
Мы с Бубой и сами в последовавшие два дня испытывали острую головную боль и некоторую потерю равновесия. Необходимость прятаться за оборудованием, чтобы так переехать ливийскую границу, была нам на руку, ибо в грузовиках, зарывшись в поролоновые прокладки приборов, мы могли выспаться и отдохнуть.
В Триполи были назначены три представления, и нам выпало счастье прожить там две недели. Днем Буба исчезал, находил нужных людей, а я по-прежнему выполнял черную работу под началом ямайца.
По окончании третьего концерта Буба пришел ко мне в возбуждении и, несмотря на нашу временную глухоту, объяснил мне, жестикулируя и изо всех сил шевеля толстыми губами, что нашел выход.
Когда наша колонна тяжелых грузовиков, двигаясь вдоль Средиземного моря, подходила к тунисской границе, мы с Бубой выпрыгнули из трейлера, скатились в канаву, махнули на прощание «Сиренам» и предоставили каравану с улиточной скоростью ползти дальше в свое вопящее турне.
Мы собирались уже выйти на дорогу, и тут откуда ни возьмись пронесся белый автомобиль, за рулем которого сидел Рун. Крыша, сдвинутая назад, превратила машину в элегантный открытый лимузин.
— Ты посмотри, какой у этого гада цвет лица! — возмутился Буба.
Распахнув рубашку и выставив волосатую грудь, подправленную эстетической хирургией, Рун демонстрировал миру нереальный золотисто-коричневый загар, такой же нереальный, как густота и чернота его волос, как его черные каплевидные очки, делавшие его архетипом плейбоя, живущего у бассейна, с цветным коктейлем в руке.
— Естественно, — буркнул я в ответ. — Ему-то не случалось высидеть целый концерт «Сирен»! Он же не сумасшедший! Он держится подальше, за кулисами, укрывшись от звуков, смотрит шоу на контрольном мониторе.
В соответствии с полученными инструкциями нам полагалось явиться в порт Зуварах, откуда каждую неделю выходили три корабля с грузом нелегалов.
Буба настаивал на том, чтобы мы всю дорогу вели себя скрытно, шли опустив голову, одетые в тренировочные костюмы, неотличимые от местных крестьян.
Не доходя Зувараха, мы увидели стихийный палаточный лагерь, городок из разного хлама, тростника и картонок, трущобное жилье, наскоро возведенное нелегалами. Я тут же предложил обратиться к ним.
— Ты с ума сошел! — закричал Буба.
— Да нет, они нам все расскажут.
— Ты что думаешь, травинки, которые глотает буйвол, спрашивают друг у друга, хорошо ли у того пахнет во рту?
— Буба, пожалуйста, только без африканских поговорок. По части туманных выражений мне хватает отца. Что ты хочешь сказать?
— Что эта голытьба не станет делиться с нами секретами. Они нам враги, они наши конкуренты по отплытию. И наконец, опасно лезть самому в волчью пасть.
— Да кто же волк?
— Каддафи. Президент Ливии выполняет приказы Запада. Его заставляют играть в охранника границ, проводить многочисленные проверки и полицейские рейды, ловить желающих уехать. Европа хочет оставаться неприступной крепостью, охраняемой стенами волн. Смеркается, так что спрячемся подальше, в канаве.
Мы провели ночь очень неудобно, скорчившись между насыпью и колючим кустарником.
Однако утром я не жалел об этом. Буба был прав! В семь часов перед лагерем появились машины, из машин выпрыгивали люди, которые без грубостей, но и не особенно церемонясь опустошили городок, погрузив задержанных в военные грузовики. Затем их вернут на родину или поместят в специальный центр.
— Спасибо, Буба.
— Им не повезло, зато нам лучше. У нас будет место на кораблях. Может, мне даже удастся сбить цену, потому что проводникам придется туго.
Внезапно я понял, что мы действительно уезжаем.
— Сколько стоит переправа?
— Не думай об этом.
— Отвечай.
— Пока — по две тысячи долларов с каждого.
Эта новость убила меня.
Нам никогда не собрать таких денег.
Проверив, что нас никто не видит, Буба сел на землю, снял правый ботинок, поднял стельку и достал оттуда пачку денег.
— Наша зарплата. Две тысячи долларов на каждого.
— Как! Мы столько заработали?
— Ты что, сдурел? Послушай, после первого концерта в Триполи «Сирены» были совсем никакие, и я залез в сумку одной из них, пока она была в душе. По-моему, она даже не заметила, потому что не заявила.
— Буба!
— Да она эти деньги за один день спускает! На покупку юбок, которые ей едва грядки прикрывают!
— Буба!
— Это плата за нашу глухоту!
Передвигаясь от одного укрытия к другому, мы дождались благоприятного момента, и Буба нашел связного, которого ему указали в Триполи. Он стал договариваться насчет поездки. Наконец нам назначили дату отплытия.
— В пятницу — к ночи.
Буба ликовал. Я же понял только одно: снова придется переплывать море.
Я уединился у воды, чтобы не тревожить товарища, сказав, что мне нужно постирать.
Там, на берегу узкого заливчика, в нежно-зеленых редких камышах, я разделся и прополоскал одежду.
Папа не замедлил присоединиться ко мне.
— А вот и ты! Я боялся, что тебя отпугнули «Сирены».
— Угадал, сынок. У нас, у мертвых, тут своих сирен хватает — в отдаленных зонах царства. Они такие же уродины и крикуньи, так что я не горел желанием опять увидеть этих упырих. Ну что, сынок, опять на флот потянуло?
— Ой, не говори.
— Боишься, будет плохо?
— Я хочу, чтобы стало совсем плохо, до потери сознания, чтобы впасть в кому и ничего не чувствовать.
— Ты прав, сын. Маленькое зло иногда невыносимее большого зла. Куда вы едете?
— На Лампедузу. Маленький остров на юге Италии. Высадившись там, мы окажемся в Европе.
В пятницу вечером мы вышли на место встречи, в пустынную бухту неподалеку от порта. Когда я увидел утлую лодку и количество кандидатов, собравшихся на береговых уступах, я решил, что тут какая-то ошибка.
— Буба, торопись, давай протолкнемся вперед, нас слишком много, перевозчики будут отбирать.
Буба заработал локтями, мы протиснулись в первую десятку и протянули деньги типам, напоминавшим бандитов, которые организовывали поездку, потом запрыгнули в лодку. Неожиданно я успокоился только тогда, когда покинул твердую землю.
