– Что, всего одну рюмку?
– Ну, две… А какая, собственно, разница – одна или две?
– Очень большая. Тебе еще только шестнадцать…
– Через месяц уже будет семнадцать.
– …тебе еще только шестнадцать, и ты девушка. По-твоему, это – нормально? Пить алкоголь, приходить домой навеселе… Разве так должна себя вести молоденькая девушка?
– А что здесь такого? Я не понимаю, почему все говорят, типа, алкоголь – это плохо? Ты, потом в школе учителя, по телевизору всякие дядьки…
– То есть ты хочешь сказать, что алкоголь – это хорошо? Что это нормально – девушке в шестнадцать лет приходить домой пьяной? Что, по-твоему, быть алкоголиком – это нормально?
– Не все, кто выпивает, алкоголики. Папа тоже выпивает и пьяный приходит… но он же не алкоголик, да? Или, по-твоему, и он – алкоголик?
– Ты себя с ним не сравнивай. Он – мужчина. Мужчины многие выпивают…
– Мужчинам – можно, а женщинам – нельзя, да? И это называется равноправие…
– Ладно, прекращаем эти разговоры. Иди умойся и ложись. Тебе завтра в школу. И подумай над своим поведением. Какой пример ты показываешь брату? – Мама посмотрела на меня. Я отвернулся.
– Можно подумать, он ничего не замечает. Ты что, не видишь, сколько вокруг алкоголиков всяких… Каждый день у пивбара стоят. Он что, по-твоему, их не видит?
Мама махнула рукой и повернулась к телевизору. Наташа встала, вышла из зала, захлопнула дверь. На экране на сцену вышел Валерий Леонтьев в синем наряде с блестками.
* * *
– …Советский народ постигла тяжелая утрата, – говорил диктор радио. – На семьдесят пятом году жизни скончался генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР Константин Устинович Черненко.
– Мрут как мухи, – сказал папа.
Мама глянула на него.
– Не говори так. А то еще…
– Что еще? Что ты всегда всего боишься? Точно как твоя мама. Ну, ее еще можно понять – она видела другие времена. И тем более я не сказал ничего плохого. Все так и есть. Уже третий генеральный секретарь за два с половиной года, даже меньше. В чем я неправ?
Мама не ответила.
Я отставил тарелку, встал из-за стола.
– Спасибо.
– На здоровье, – сказала мама.
– Уроки уже сделал? – спросил папа.
Я кивнул.
– Что это ты вдруг? – Мама посмотрела на папу. – Никогда же не интересуешься…
Папа пожал плечами. По радио заиграла нудная музыка.
На первый урок – на алгебру – зашла классная. Математица встала, отошла к окну.
– Вы все, конечно, слышали о том, что вчера произошло, – сказала классная. – Это очень большая потеря, и весь советский народ находится в трауре. Но при этом мы не должны расслабляться, потому что враги не дремлют и рады будут использовать эту возможность для всяческих провокаций, а то и агрессии против нашей страны. Завтра, в день похорон Константина Устиновича, занятий в школе не будет…
– Ура! Выходной! – крикнул Кузьменок.
– Сергей, ну-ка прекрати. Во-первых, никакой не выходной, а просто неучебный день. А во-вторых, кощунственно радоваться, когда у всего народа такое большое горе. Я хочу, чтобы ты это осознал. Итак, завтра занятий не будет, но я советую, чтобы все оставались дома, никуда не уезжали и не уходили, потому что, как я уже сказала, в случае провокаций со стороны врага возможна эвакуация…
– А что это? – спросила Неведомцева.
– Это значит, что в случае возникновения опасности часть населения – прежде всего дети и пожилые люди – могут быть вывезены из города специальными поездами…
– И куда мы поедем? – спросила Неведомцева.
– Ты, Лена, сначала дослушай, а потом задавай вопросы, хорошо? Я пытаюсь вам объяснить, что эвакуация теоретически возможна, но это не значит, что она состоится. Просто надо, чтобы вы про это знали и были готовы. Чтобы эвакуация не застала вас врасплох. А теперь мне нужно взять четырех мальчиков и четырех девочек для почетного караула на траурном митинге. Так, у кого рубашки почище?
У той стены спортзала, на которой нарисованы ворота, стоял на стуле портрет Черненко. Один его угол был перевязан черной лентой. Слева от портрета стоял я, справа – Лозовская. Мы оба держали пионерский салют. У трех остальных стен стояли классы с пятого по десятый. В середине зала директор говорил речь:
– Ваши действия в эти тяжелые для всего советского народа дни должны состоять в том, чтобы еще лучше учиться, овладевать знаниями, потому что знания – это сила. И эта самая сила поможет вам защитить нашу Родину от врагов и достигнуть наивысших успехов в борьбе за нашу главную цель – построение коммунистического общества…
Правая рука затекла, я еле держал ее на весу. Сколько времени оставалось до смены караула, я не знал. Я начал медленно двигать рукой вправо, потом – влево. Так было немного легче.
Митинг закончился. Ученики, толкаясь, выходили из спортзала. Кто-то громко хохотнул. Ко мне подбежала классная.
– Ты что, хочешь меня перед всей школой опозорить? Как ты салют держал? Зачем рукой во все стороны водил?
– Рука заболела… Не мог больше держать, а смены долго не было…
– Последний раз ты у меня выполнял такое поручение.
* * *
Стол был выдвинут в центр комнаты, накрыт «праздничной» желтой скатертью, а сверху – прозрачной клеенкой с красными цветками. За столом сидели я, Наташа, Коля, мама, папа, бабушка и дядя Жора. Папа налил себе и дяде Жоре водки, Наташе, маме и бабушке – вина, Коле и мне – лимонада.
– Ну что, опять за Игоря? – сказала бабушка. – Пусть у тебя, внучек, всё буде хорошо.
Все повернулись, посмотрели на меня. Я сказал:
– Подождите, давайте все сфотографируемся.
На журнальном столике, рядом с тарелкой нарезанного хлеба – она не поместилась на столе, – лежала моя «Смена» и вспышка «Чайка» – подарок от родителей ко дню рождения.
Я приладил вспышку к фотоаппарату, нашел по таблице диафрагму, установил на объективе, глянул в видоискатель.
– Внимание… Снимаю!
Затвор щелкнул, блеснула вспышка.
– А теперь давай я щелкну – чтобы ты был в кадре, – сказал папа.
Он поставил граненую рюмку из толстого стекла на стол, взял у меня фотоаппарат. Я сел на его место – между Колей и дядей Жорой.
– Все готовы? Сейчас отсюда вылетит птичка…
Я зажмурился при вспышке и, наверно, моргнул.
– Предлагаю выпить этот третий тост не только за именинника, но и за его родителей, – сказал дядя Жора.
Все чокнулись друг с другом. Чокаясь со мной, дядя Жора пролил немного водки в тарелку с салатом оливье.
