– И все же, Дима, а где Наташа?
– Дома. Говорит, была трудная неделя. Сидит дома в депрессии.
– Так привел бы ее сюда – и закончилась бы депрессия…
– Пытался – не захотела.
Мы стояли на тротуаре перед входом в клуб. Макс и Анюта курили одну на двоих сигарету, целуясь между затяжками. Пахло нагревшимся за день асфальтом. Фонарь на столбе светил прямо на свежие листья каштана.
У меня в кармане джинсов завибрировал телефон, я вытащил его и нажал на «ответ».
– Алле. Это ты, Димон?
– Он самый. Здравствуй, Антон. Ты что, из Москвы мне звонишь на мобильный? Хочешь меня разорить?
– Не боись, я здесь – сегодня утром приехал.
– И как ты? Рассказывай.
– Все чики-пуки. Через месяц валю в Австралию.
– Ничего себе… А Москва?
– Про это и хотел поговорить. Ты не хочешь работать вместо меня?
– В Москве?
– Ну а где еще?
– Я ведь не компьютерщик, я инженер…
– Ну и я инженер – все-таки, вместе учились. Или ты уже все забыл? Ладно, кроме шуток. Что, ты не сможешь поставить «винду» или почту настроить?
– Смогу… Знаешь, ты позвонил немного в неудачный момент. – Я посмотрел на Анюту и Макса.
– Удачных моментов не существует в природе. Ладно, можешь думать два дня, это не к спеху. Я только вечером в понедельник еду назад на Москву. Телефон моих родоков у тебя есть?
– Должен быть. Да, есть.
– Ну, звони.
– Пока.
– Давай.
Я выключил телефон и сунул в карман.
– Что это за Антон? Кушнеренко? – спросила Анюта.
– Ты его помнишь?
– Еще бы. Он в институте к тебе приходил, и потом, когда ты закончил уже… Ты про него говорил, что он давно перебрался в Москву…
– Году в девяносто седьмом. Начинал, вроде, курьером, потом – продавцом, сейчас – системный админ в какой-то конторе.
– И что он хотел?
– Сваливает в Австралию, спросил, может, я хочу на его место.
– А ты?
– Не знаю еще. Как-то неожиданно это…
– Ну так что, что неожиданно? – Макс улыбнулся, взял Анюту за плечи, прислонился к ней. – Само собой, соглашайся. Москау рулез! Пошли еще по пивку! За такое надо обязательно выпить!
Суббота
На часах было пол-одиннадцатого. Соседи сверху ругались. В кухне бубнило радио. Анютина кровать пустовала – она еще не пришла от Макса.
Я сбросил с себя одеяло, сел на диване, свесил ноги на пол. Встал, прошлепал босыми ногами по комнате, прошел через зал, открыл балконную дверь. Ночью был дождь, плитки балкона еще не просохли. По небу двигались серые облака. У подъезда стоял Алексеенко с пятого этажа, с бутылкой пива и сигаретой.
Я вернулся в комнату, сел на диван, огляделся по сторонам. Здесь много лет ничего не менялось, кроме телевизора «Thomson» – его купили в прошлом году вместо старого «Горизонта». Себе я три года назад купил «Panasonic», он стоял в детской.
Голубые обои в цветочек – их наклеили перед моим первым курсом – выгорели и потускнели. Мама купила их в хозтоварах по «старой» цене, незадолго до всех подорожаний. Бежевую «дорожку» с желтыми розами и «мягкий угол» купили, когда я ходил в третий класс.
На стене, над чеканкой с профилем Неффертити и репродукцией картины Айвазовского, тикали часы «Луч» в деревянном полированном корпусе.
В крайней секции «стенки» стояли книги: серия «Классики и современники» в бумажных обложках, романы Мориса Дрюона, купленные «на макулатуру» – я их никогда не читал. Под книгами – транзистор «Selga», который отцу подарили в отделе на сорокалетие, и корабль-сувенир «Броненосец Потемкин». За стеклом – две хрустальные вазы – высокая, для цветов, и низкая, полукруглая – и шесть хрустальных фужеров. В центральной секции – катушечный магнитофон «Ростов-101».
Я вытянулся на диване, подложил под голову две подушки, взял с журнального столика пульт телевизора.
* * *
Солнце выглянуло из-за облака. Пляж был пустым, только две девушки загорали рядом с плакатом «Соблюдайте осторожность на воде!». Одна была в белье – черных трусах и фиолетовом лифчике, – другая задрала юбку и майку. Рядом с ними возился в песке пацан лет семи.
Наташа поднялась со скамейки, подошла к реке, сняла босоножек и попробовала пальцем воду.
– Холодная? – спросил я.
– Ага. Ледяная.
– Тогда не буду купаться.
– А ты что, собирался?
– Ну да, но если холодная, то не буду.
Наташа подошла, села рядом.
– А почему Кушнеренко предложил эту работу тебе? У него ведь, наверно, есть друзья в Москве…
– Я бы не удивился, если и нет у него никого. У него и раньше друзей почти не было. Характер плохой – всегда всех лажал, обсерал. Один я его только терпел. Вместе сидели, он у меня высшую математику списывал, лабораторные по технологии материалов…
– А в компьютерах он хорошо разбирается?
– Откуда я знаю? Наверно, неплохо, раз работал системным админом…
– Лучше, чем ты, или нет?
– Не знаю.
– Завидую я ему – в Австралию человек уезжает… А он не говорил, как у него получилось?
– Его жена – или врач, или медсестра – точно не помню, а в Австралии их не хватает.
– Все равно им завидую.
Наташа достала из сумочки пачку «Winston Lights», открыла ее, взяла сигарету, прикурила синей пластмассовой зажигалкой, выпустила дым изо рта.
Я сказал:
– Ну, кому-то и здесь неплохо…
– Тому, у кого много денег. Мы к таким не относимся… – Наташа затянулась. – Ну и что ты насчет этого думаешь? Хочешь ехать или не хочешь?
– Еще не решил. Пока я не вижу причин, почему я должен обязательно ехать. Мне здесь совсем не плохо. Это ты все время говоришь, что тебе плохо, а мне – нормально.
– А жить с родителями почти в тридцать лет – это нормально? Ты, наверно, до пенсии с ними бы жил? И всю жизнь, до пенсии, на своем бы заводе работал. Восемь лет уже – давай, продолжай в том же духе.
– А тебе что, обязательно надо, чтобы своя квартира была?
– А почему бы и нет, что в этом плохого?
По цементной дорожке вдоль пляжа шли трое парней лет по двадцать. Они повернули головы и стали разглядывать девушек. Та, что в белье, прикрылась оранжевой майкой.
– Я в Москве никогда не была, – сказала Наташа.
– А я был, один раз, еще в школе.
