Книга Поцелуй богов, страница 63. Автор книги Адриан Антони Гилл

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Поцелуй богов»

Cтраница 63

На следующее утро Оливер объявил, что Ли будет играть Антигону в классической интерпретации трагедии Софокла Жана Ануйя в маленьком, но артистически престижном театре на Уэст-Энде, где режиссирует Сту Табулех, а продюсером является он сам, ее покорный слуга. Вечерние газеты поспешили растрезвонить новость и при этом опубликовали большую фотографию целующихся Джона и Айсис, а пониже меньшую — Ли, в трениках, с зачесанными на затылок волосами, которая торопилась в актерскую мастерскую.


Яблоко влепилось в затылок со смачным, сочным шлепком. И Джон скорее от удивления, чем от боли выронил бутылку молока. Ли вошла на кухню и схватила первый попавшийся предмет, первый предмет, брошенный женщиной в мужчину. Она пустила яблоко по кривой траектории, профессионально именуемой крученым мячом — эпизод, который часто запечатляют летние семейные фотографии.

— Ой! — вырвалось у Джона.

— Вон! — взревела Ли. — Выметайся! И ни слова! Я тебя предупреждала — никаких объяснений. Дня не может продержаться, похабник. А туда же: «Ли, немного покорности…» Я тебе покажу покорность! На выход!

— Что я такого сделал?

— Он еще спрашивает! Бабник! Вот! — Она швырнула фотографию на пол, и молоко тут же проступило сквозь бумагу.

— Боже, я не заметил фотографа. Взгляни, как эта девушка уставилась на Айсис. Как ты могла выйти из дома в подобном виде?

— К черту девушку! Лучше посмотри на себя: чем вы с ней занимаетесь? Только не старайся — все равно не поверю!

— Мы с ней случайно встретились на Чаринг-Кросс, — Джон облегченно вздохнул, — и выпили чаю.

— Выпили чаю! Как мило, как по-английски! До или после? Ублюдок!

— Ни до, ни после. Вместо. Пока я с тобой, я ни с кем не спал. Сама подумай: откуда у меня время, не говоря уж о силах?

— Точно?

— Точно.

— А почему мне не сказал, что встретил ее?

— Забыл. Она поет мое стихотворение в своем новом альбоме.

— Вот как? — Ли опустилась на стул. — Какой дерьмовый день.

— Как в мастерской?

— Неудивительно, что дерьмовый театр валится в тартарары и его надо субсидировать, как страны третьего мира. Есть реальный мир, мир развлечений, и есть чертов театр. Такое впечатление, что я целый день провела в одном из его лагерей для беженцев. Мне надо выпить.

Джон смешал «Гибсон». Ли проглотила сразу два и легла на пол.

— Знаешь, если бы я была комиком, мне бы хватило материала на тридцать гастролей. Какой-то подвал с пластмассовыми стульями и неоновым светом. Преподавательница — высоченная жердь с оранжевой шевелюрой и зубами, как в ящике со всякими остатками у набивщика чучел. И не говорит ни на одном из известных языков. Все гундосила Курта Вайля шиворот-навыворот. Потом я выяснила, ее зовут вроде как Джоди. Видимо, проблемы с речью. Я все переспрашивала: «Что?» А другие ничего — говорили свободно. Ах, Джон, что за сборище. Я не ожидала ничего выдающегося. Но это какой-то паноптикум взращенных на сале кожных болезней и телесных изъянов. Восемнадцатилетние девицы выглядели, как девяностолетние одуванчики. Я все порывалась выйти и сказать: «Милые, даже если кто-то решит переснять все фильмы Хичкока и восстановить „Сумеречную зону“, а Стивен Кинг приобретет „Юниверсал студиос“, работа вам все равно не обломится. Сейчас применяют спецэффекты, с помощью которых людей делают похожими на вас. Так что не теряйте времени и не занимайтесь ничем, что требует появления на ярком свету».

Сначала мы занялись разминкой, которая больше походила на эпилептические подергивания, сделали несколько растяжек, явно бесполезных, если не заниматься с эспандером и на тренажерах. А потом перешли к речевым упражнениям: почему-то просили у Джоди сахар. После этого жердь объявила: «Сегодня будем отрабатывать напор и столкновение. Попытаемся исследовать природу силы, как ее концентрировать и направлять в нужную сторону». Потребовалось разбиться на пары. Меня чуть не убили в свалке. Поэтому мне достался тщедушный паренек — худосочный, с сальными волосами, кривыми ногами и шрапнельной россыпью ярких угрей. Маленький человечек, зато большая ошибка — явно не тот выбор. Джоди что-то ему сказала, только я не поняла. Паренек затопал ногами и заорал: «Я знаю, ты была с другим! Шлюха! Проститутка! Я тебя проучу!» Голос был скрипучим. Я решила, что надо играть, и приняла заинтересованный вид. А он все не унимался — кипятился и закатывал глаза. Я улыбалась и кивала, словно бы смеялась над ним. Тогда жердь объявила: «Очень хорошо, Тревор. Только надо вторгаться в ее пространство, отвоевывать площадку». Парень прыгнул вперед и вцепился мне в титьки. От неожиданности я прыснула: больно уж он походил на висящую у меня на груди голодную обезьяну. Партнер обиделся и отошел, и все замолчали. А ко мне подступила жердь — само воплощение улыбчивого гнева. «Вам надо работать, сосредоточиться и постараться отбить напор Тревора». «А я, дорогая, что сделала? Мне и играть-то особо не пришлось».

Потом мы занимались другими идиотскими вещами и съели несъедобный обед в кофейне. Я дала миллион автографов. А одна сучонка подвалила и спросила: «Очень унизительно?» «Унизительно, когда тебя лапают такие, как Тревор», — ответила я. В самом деле, какого черта — не желаешь давать автографы, зачем лезешь в артисты? Она, видите ли, хочет стать настоящей актрисой, безымянной и неизвестной в реальной жизни. Пусть зрители навсегда запоминают ее героинь, но ее саму в фойе не узнают. «Пустые мечтания, — заметила я. — Враки».

После обеда мы в кружок работали с текстом из какой-то пятичасовой пьесы чудес, написанной будто специально для Джоди, — не то что продекламировать, выговорить нельзя. Но они как будто ею увлечены. Тоска жуткая. Я им говорю: «Чудо одно — если ее когда-нибудь поставят. Но смотреть все равно не будут — даже на смертном одре, хоть обещай отсрочку за хорошее поведение».

Потом устроили гвалт, видишь ли, играли в Голливуд. Жердь приказала: «Стоп! Будем импровизировать драму!» — тоже мне Микки Руни [63] . Пришлось карабкаться на стол. Тревор упражнялся с моей нижней половиной — якобы изображал секс, а все вокруг кричали: «Шварценеггер! Шварценеггер! Шварценеггер!» Джон, что мне делать? Не посылай меня обратно. Так плохо играть нельзя. — Она протянула пустой стакан.

— Давай напьемся и посмотрим «Завтрак у Тиффани».


— Джон, привет, это Оливер. Знаю, у Ли в актерской мастерской не очень. Читал отчет в «Мейл». Злобная вещица. И Сту звонил, каялся, сказал: это его вина. Не стоило предлагать. В целом он, конечно, прав, но с Ли надо что-то делать. Театр для нее — иностранный язык. Я уверен, она им моментально овладеет, но нужны грамматические основы. Может, заехать привезти ей что-то вроде лингафонного мастер-класса, пусть осваивается с подмостками? Такое возможно?

— Абсолютно невозможно! — Ли накрыла голову подушкой. Кровать была настолько завалена всяким хламом, что казалась выгородкой галереи Тейт. — Меня тошнит от напыщенных оборотов и анекдотов о Ларри и Дикки, Джонни и Снизи, Бэшфул и Доке. Категорически отказываюсь! Скажи, что я в постели со Станиславским. Что занята в театре Ненависти. Что с какими-то шестью типами пошла за лекарствами. Скажи, пусть вызовет себе театральную шлюху и займется с ней делом.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация