Книга Не сбавляй оборотов. Не гаси огней, страница 15. Автор книги Джим Додж

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Не сбавляй оборотов. Не гаси огней»

Cтраница 15

В любом случае спор с Шэрон был бессмысленным, что однако, не помешало ему перерасти в отвратительную ссору, слишком откровенную, чтобы потом помириться. С тех пор отношения между нами поостыли. Время от времени мы все еще виделись и даже иногда спали вместе, однако доверие исчезало — мы больше не открывались друг другу.

Шэрон уехала внезапно, в начале лета 65-го. Она зашла ко мне — сказать, что уезжает в Миссисипи нести свою музыку в массы и помогать неграм, регистрируя их на избирательных участках (тогда их все еще называли неграми, хотя уже ясно было, что скоро из всего этого дерьма возникнет настоящая буча). Я подумал — пусть делает то, что считает нужным, и сказал, что восхищаюсь ее убежденностью и отвагой. Про себя же радовался, как идиот: скоро ее простодушие столкнется с суровой действительностью. Хотя, если не принимать в расчет эту тень злобного умысла, в душе я желал Шэрон только хорошего.

После ее отъезда я месяц слонялся как в воду опущенный, глубоко тоскуя и в то же время испытывая настоящее облегчение. Похоже, женщины быстро оставляли меня, пускаясь в свои духовные путешествия, а я оставался разгребать последствия катастрофы.

Ну а потом уехал Верзила — в Индию. Если бы не моя сосредоточенность на собственных страданиях, я бы заметил, что ему еще хуже, чем мне. В последний вечер он попытался объяснить это нам с Джоном. В том смысле, что Верзила в самом деле заговорил: произнес настоящую речь. При его-то немногословности! Прямо превзошел себя. Однако вот ирония судьбы — всю речь можно было выразить в двух словах: дар пропал. Исчез. Верзила даже не понимал, как это вышло. Ему дано было слышать звучащую вокруг музыку, придавать ей форму своим дыханием, продувать ею наши возрождающиеся души, словом, поддерживать ее существование. Именно поддерживать, говорил Верзила, а не создавать заново. «Невозможно создать то, что уже существует», — говорил он, но по мне все это было кривляньем, красивыми словами — боль потери они не излечивали. Еще семилетним мальчишкой Верзила почувствовал свой дар и трудился в поте лица, чтобы поддерживать его на уровне, чтобы оставаться достойным: упражнялся до немоты в губах и боли в легких, слушал, прислушивался, находя отклик в душе, и снова слушал, причем ни разу не запятнал себя легкомыслием, эгоизмом или жадностью. Теперь же Верзила и думать не мог о том, чтобы поднести к губам мундштук, от которого разило скисшим молоком. А в уши ему вливался шум, да и только.

Так что он летел в Индию. Почему именно туда, Верзила не знал, но чувствовал, что сделал правильный выбор. По пути к храму приходится переступать через трупы. Лицо попрошайки, облепленное мухами. Шива, созидающий и разрушающий. Будда, посеявший свое дыхание, чтобы собрать урожай ветра. Индия просто так, без веских причин — вот только те знакомые Верзилы, кто побывал там, лишь трясли головами, а он чувствовал, что его мозгам необходима встряска.

На следующее утро мы с Джоном повезли нашего друга в аэропорт. Я дал Верзиле тысячу долларов — премию за годы верной и «преступной» службы на поприще автомобильного демонтажа, а Джон снабдил его «небольшим грантом на исследования в области музыки», а еще отлично сработанным паспортом, ворохом рекомендательных писем и прочими бумагами, призванными содействовать его передвижениям за границей. У ворот на посадку Верзила по очереди обнял нас. Просто взял и обнял — в свойственной ему манере. Ни слезливых воспоминаний о прошлом, ни фальшивых, с легкостью раздаваемых обещаний в отношении будущего. Попрощался и ушел.

Я еще раньше решил взять отгул на оставшийся день, так что когда Джон предложил заскочить на обратном пути в «Джино и Карло» — пропустить по стаканчику в честь отбывшего друга, я сразу согласился. Мы начали около полудня, а закончили через два дня, когда Джон свалился в сортире очередного бара. Еще раньше, в разгар попойки, Джон признался мне, что неделю назад сорвался и ушел в запой, из которого так до сих пор и не вышел. Свою новую вещь — большую, из нескольких частей поэму о формах воды и воздуха — он обозвал «исключительным дерьмом», и теперь испытывал безмерное наслаждение, отправляя ее в компостную кучу вместе с «остальной требухой, отбросами и прочим мусором, который обречен производить». Вечером, после того как отвез Джона в больницу, я лег в кровать, но не мог заснуть: с одной стороны, слишком вымотался, с другой, уже успел протрезветь. Вдруг меня осенило: вся проблема заключается в этих самых дарах. Верзила лишился своего дара. Джон не в состоянии донести свой. Ну а я… я, судя по всему, вообще не имел такового. Едва я так подумал, все вдруг обернулось чистой воды вздором.

Несколько дней я осмыслял это в сером свете вновь обретенной трезвости и пришел к выводу, что мне необходимо поговорить по душам с Четвертым Волхвом. Раз не получилось прервать его маниакальный бубнеж на рабочем месте, я намеревался проследить за ним до дома, а потом пристать к нему в свободное от бормотания время и вежливо так поинтересоваться: как поднести дар, если его не имеешь или не знаешь, каков он? Если Четвертый Волхв откажется говорить, я сражу его железными доводами, упрошу, уломаю, подкуплю, в конце концов стану перед ним на колени; если же все окажется бесполезным, не буду сдерживать себя, как в прошлое Рождество, и пригрожу задушить. Но я слишком долго собирался с духом. 4 июля 1965-го, ровно через год Четвертый Волхв исчез, и никто не знал, как, куда и почему. Я опоздал всего на день, но столько потерял!

Возвращение Мусорщика стало еще одной потерей во все возрастающем потоке напастей, следовавших одна за другой. Он поджидал меня в гараже у Краветти. Полтора года тюрьмы нисколько не изменили его, вот только бормотать он стал еще тише и неразборчивее, а костюмчик, в котором его выпустили, еще не успел покрыться грязью. Мусорщик все так же сверкал безукоризненно белыми зубами, да и предложение его осталось все тем же:

— Ну что, Джордж, приятель, готов поездить?

— Мусорщик, — вздохнул я. — Ты что, снова за старое?

При звуке своего прозвища он блеснул обоими рядами зубов.

— А ты как думал, приятель, у нас работы непочатый край… понимаешь, к чему я? Мы с тобой ведь независимые подрядчики, на меня так же, как и на тебя, можно положиться. Если и пускаю пузыри, за собой никого не тяну — другие это ценят. Обществу я заплатил сполна, можно сказать, даже небольшой кредит образовался — что называется, поднялся на позицию вверх. В тюряге я пораскинул мозгами, а кое-кому из моих партнеров нравятся тачки всмятку. Для тебя задание остается прежним, а вот пайка, приятель, становится не в пример больше. Скажем, так — пятисотка вперед и столько же после. Ключи и прикрытие как обычно.

— Согласен, — ответил я. — Почему бы и нет?

Однако наградой мне были не деньги, хотя кусок в день — сумма запредельная. Меня привлекала сама возможность действовать, дело, которое вытянет из болота, перемена, за которой, как знать, могут последовать другие перемены, причем я надеялся, к лучшему, потому как куда уж еще хуже — и так на самом дне.

Я не заметил в «Шевроле Корвет» 63-го года ничего особенного, пока не завел его. Двигатель оказался вместительный — мощная зверюга. Машина была гоночной, хотя и городской: навороченная, отличный движок, с трансмиссией и подвесками тоже полный порядок. Ну как тут устоишь? Я сделал очередную пометку в графе «потери»: потерял голову.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация