— Сейчас в жертву приносятся целые народы. В Африке, в Азии, в Латинской Америке — куда ни плюнь. Так что если мы уничтожим сотню-другую упырей — воздух станет намного чище. Не говоря уже о том, что оставшиеся упыри слегка подожмут хвост. А ты интересный чувак.
Переход от упырей к его скромной персоне так неожидан, что Габриель замолкает на минуту, прежде чем сказать:
— Вы находите?
— Ага. И язык у тебя подвешен. Политикой не интересуешься?
— Стараюсь держаться от нее подальше. Ничего хорошего в ней нет.
— Типично обывательская точка зрения. Только ты должен знать: если ты не интересуешься политикой, то она сама рано или поздно заинтересуется тобой.
— И что произойдет тогда?
— Увидишь, — туманно намекает девушка. — Вот ты сидишь здесь, ковыряешься в заднице и понятия не имеешь, что уже давно стал соучастником самых неправедных дел.
— С какой это стати?
— А с такой. Отсутствие у тебя четкой позиции и молчаливое соглашательство со всеми ужасами, которые происходят в мире, и есть соучастие в преступлении.
На секунду в голову Габриеля закрадывается безумная мысль: что, если показательные выступления рыжей анархистки — часть сюрреалистического семинара, который она посещает? Теория уже зачтена, осталось лишь поставить птичку в графе «практика». Но для этого ей нужно обработать первого попавшегося ротозея-аборигена, да так, чтобы он, проникшись… как же это называется? ах, да, — левацкие идеи. Чтобы он, проникшись левацкими идеями, тотчас же потребовал вести его на баррикады. Потребовал использовать его в качестве живого щита в бесконечно-локальных сражениях партизан из сельвы и правительственных войск. В крайнем случае — потребовал отдать свою почку голодающим Африки.
Кушайте на здоровье.
Он рассуждает, как упырь из совета директоров, а это неправильно.
— Вы, значит, в преступлениях, инспирированных сильными мира сего, не участвуете?
— Нет, конечно.
— Но при этом не отказываетесь от гамбургера, произведенного на свет транснациональными корпорациями.
Снова получается, что он подколол девушку. Но она сама виновата, могла бы и не держать в руках булку с плоской котлетой.
— Ты меня поймал. — Анархистка дергает себя за подбородок. — Один — ноль. Но сейчас мы это исправим.
Она разжимает пальцы и гамбургер шлепается на пол. Остается только закрепить успех и приструнить аборигена, посмевшего показать зубы, — кроссовок девушки с силой опускается на несчастный фаст-фуд, и давит, давит его. Размазывает по полу.
Габриель наблюдает за всем этим с неослабевающим вниманием.
— Так будет со всяким, кто поимеет наглость не согласиться с вашими идеями? — наконец спрашивает он.
— Ха-ха! Я же говорила — ты интересный чувак. И язык у тебя подвешен.
Теперь уже девушка без всякого стеснения разглядывает Габриеля, вот интересно, что она при этом думает?
— Говорят, вы хорошие любовники, — неожиданно заявляет она. — Это правда?
— Кто это — «вы»?
— Вы. Испанцы.
— Не знаю. — Габриель явно смущен таким головокружительным поворотом беседы. — Я… не рассматривал испанцев в таком разрезе.
— Вот ты — хороший любовник?
Ну точно, в графе «практика» просто необходимо проставить галочку — любой ценой. Смутить аборигена, сбить с толку, заставить потерять ориентацию в пространстве и получить над ним полный контроль. А там, глядишь, и экзаменаторы подоспеют, руководители семинара; может, они уже сейчас плющат свои носы о стекло!.. Габриель инстинктивно вперился взглядом в витрины —
никого нет.
Улица перед магазином пустынна.
Что, в таком случае, он должен отвечать бесцеремонной незнакомке? Если он скажет «нет» — она наверняка найдет возможность высмеять его, раздавить как давешний гамбургер. Один-один —
счет сравняется.
А если он скажет «да»?
— …Так ты хороший любовник?
— Хочешь проверить?
— Хочу.
Уфф-ф. Упс. Кхэ-кхэ.
Все это начинает напоминать Габриелю подметные книжонки Марии-Христины. Но не те, которые она демонстративно оставляла на полу, в туалете. Другие. Те, что прятались у нее в комнате, под невинными подушками с невинными котятами. Их содержание было самым что ни на есть гнусным (привет тетке-Соледад!). Смесь наива и откровенной порнографии, где наив все-таки преобладает. Они совсем не впечатляли искушенного в словах Габриеля, но каких-то струн все же касались. Как будто в животе играло сразу несколько педальных арф.
Вот и в данное мгновенье они играют, уфф-ф. Упс. Кхэ-кхэ.
— …Прямо сейчас?
— Прямо сейчас, почему бы и нет? — нисколько не смущается рыжая террористка (после всего сказанного Габриель думает о ней именно как о террористке).
— А если у меня есть девушка? — Девушки у Габриеля нет и в помине.
— Что это меняет? Ты же мужчина.
— Ты меня провоцируешь? Это какое-то задание?.. — Габриель мнется, подыскивая нужное слово. — Э-э партийное…
— Нет.
— А как же все твои высказывания? Насчет типично мужского удовлетворения своих низменных страстишек… и тэ пэ.
— Женщина тоже может удовлетворять свои желания. Никакого противоречия я не вижу.
— Да кто ты вообще такая? —
когда это он успел перейти на «ты»? Стремление к баррикадам и бойне на Плайя-Хирон заразительно.
— Ну вот, так я и думала. Знаешь, что еще говорят про испанцев?
— Просвети.
— Что они настоящие боги в словах, и что все их поэты… ваши поэты — боги, и что вы сладкие, как патока, и говоруны, каких свет не видел. Но как только речь заходит о деле… Тут ваши ряды резко редеют… Что, правду я сказала?
Она точно провоцирует Габриеля! Что она задумала? Подошла слишком близко и почти касается его глазами Че. Абсолютно рельефными, чего не предполагает графика, тем более — нанесенная на дешевый трикотаж. Че был святым, Че был неистовым, и взгляд у него был ясным, но какая-то сумасшедшая нацепила его лицо на свое тело — и все в этом мире встало с ног на голову. И теперь в глазах бесстрашного Че вспухают женские соски, острые, но при этом круглые, Габриелю хорошо это заметно. А еще в глазах Че появилась какая-то мутная двусмысленность, и неизвестно, как он будет относиться к кумиру своего детства, когда…
Когда что?
Когда что-то произойдет.
Что-то же должно произойти?
Уже происходит.
С самой девушкой, прилипшей к Габриелю, как ириска к небу. И с Габриелем тоже. Кажется, она задумала поцеловать его и делает это без всякой предварительной разведки, что свойственно нетерпеливым анархистам, или лучше сказать — левоэкстремистам; пропихивает свой язык сквозь зубы Габриеля с той же целеустремленностью, с какой закладывала бы бомбу под автомобиль вице-президента компании-монстра «Reebok».
