* * *
Игорь Петрович встает из-за письменного стола. Потягивается. Он устал. Он подходит к окну.
Он смотрит в окно и вспоминает то время, когда он был Жориком, — рабские дни у Светика и Фин-Ляляева кажутся ему теперь не такими уж рабскими, прошлое всегда слаще. За окном дождь.
«Свобода, — повторяет он про себя слово, единственное слово, которое, как ему кажется, он любит всю свою жизнь. — Свобода…» И вглядывается в окно, там хоть что-то или кого-то увидеть.
— Не слышу-у-у, — раздается из тещиной комнаты требовательный голос.
— Сейчас…
И, не выждав полной минуты (сладкую мысль все равно уже спугнули), Игорь Петрович возвращается от окна к столу. Садится. Пишущая машинка выдает первую резкую очередь — фразу. Потом машинка набирает ритм и работает ровно, мерно и долго.
Глава 9
Инженер приходит виноватый и кающийся (прошел месяц, ну, может, полтора, как они поженились).
— Светлана… — Он мнется, он не находит слов. — Понимаешь… Такое дело.
— Что случилось, милый?
— Помнишь, я рассказывал тебе о Коле и Маше — Коля и Маша Калугины. Обаятельные люди.
— Ну?
— Симпатичная пара. А крыши над головой нет.
— Милый, что случилось?
Случилось то, что инженер дал четыреста рублей этим обаятельным людям. Коле и Маше. Чтобы они добавили эти деньги к своим и сделали первый взнос. И чтобы у них была наконец крыша над головой.
Светик смеется:
— Ты меня напугал. Я ждала чего-то ужасного… Но ведь они вернут.
— Не знаю. Не уверен. Я вроде как… подарил.
— Как это — подарил?
— Они бедные люди. Сто рублей зарплата. Едва ли они вернут даже через год-два.
Светик сердится. Но не слишком. Малокровный Разин (это ясно) не привык к деньгам — пусть привыкает. Из-за четырехсот рублей они не обеднеют. Не умрут. Они как-никак при деньгах. Они только что купили машину: шесть тысяч. И въехали сразу в готовый кооператив, в прекрасную четырехкомнатную квартиру: первый взнос плюс то да се, еще шесть тысяч. Правда, мебели пока нет.
— У нас с тобой такие хоромы… Я не удержался.
— Но больше так не поступай, милый. Подарил — значит подарил, мы не скряги. Но запомни — денег много не бывает.
— Но ведь у нас их много.
— А мебель? А гараж? А ежемесячный пай?
Они мирятся. Они смеются. И Светик уже совсем мягко журит его: веди себя хорошо, милый, — иначе, мол, она не разрешит ему пользоваться вкладом. Разумеется, деньги их общие и принадлежат им обоим. Но все же.
— Поцелуй меня, — просит она.
Они расхаживают в обнимку по своей четырехкомнатной. Квартира большая. Квартира замечательная. С двумя лоджиями. «Ау-у-у!» — пробует на звук Светик, и из комнаты в комнату летит и аукает эхо. В квартире пока пусто и голо. Светик с мебелью не спешит, она не хочет покупать как попало. Они переходят из комнаты в комнату — здесь они поставят арабскую спальню из белого дерева, а здесь красивый старинный шкаф. Они ходят в обнимку, смеются и мечтают.
Рабочий день. Светик сметывает выкройки, которые сделал мастер. Мастер смотрит.
— У тебя неплохие руки, — говорит он. — Но чувствую, что давненько иглу в руках не держала, а?
— Я старательная, — говорит Светик тихо.
— А это главное.
Мастер уходит. Светик продолжает сметывать. Она действительно старательная. Она будет здесь работать — ей много не надо. А когда-нибудь сама станет закройщицей. Когда трудишься — уважаешь себя. А уважать себя Светик любит.
Она улыбается, вспомнив о четырехстах рублях, которые ее муженек пустил на ветер. Вот недотепа. Тут есть своя закономерность: не привык к четырехкомнатной. Не привык к машине возле подъезда. Не привык к счастью. Слишком резкий переход.
Но через неделю Светик делает ему уже вполне серьезный втык: мозги надо вправлять, как вправляют вывихнутую руку, — резко. Он подарил деньги (на этот раз всего лишь двести!) своему приятелю Сереже Скобликову. Обаятельному человеку, который лечит свою мать. Лечить мать — дело святое и нужное, кто же спорит. И вот заботливый сын Сережа поедет теперь с матерью (и с деньгами!) в санаторий…
Инженер разводит руками:
— Но это же Скобликов. Сережа Скобликов — обаятельный человек!
Светик в гневе:
— Мне надоели твои обаятельные люди. Мне надоели их больные мамы. Мне плевать на крыши над их головами. Мне плевать — ты хорошо слышишь?
— Светик…
— Молчи!
* * *
И уже на следующий вечер он привозит полдюжины обаятельных людей в дом — он привозит на своей машине… Он приглашает в свой дом и кричит своему Светику:
— Жена-а! — Голос у него стал сильный. Прорезался. Совсем другой голос и совсем другой человек. — Жена! Накрой стол!
Светик по вековечной, пусть даже таящейся в тени, бабьей инерции быстренько накрывает стол: она ведь жена. Она хозяйка. Она делает вкусный салат. Она отдает им жаркое, сготовленное на три дня впрок (они его тут же сжирают). Она сама садится с ними за стол. Она и рюмку пригубляет. Пить она не пьет. Она улыбается гостям, хорошая жена и хорошая хозяйка. А вино льется рекой. И Светик даже не спрашивает, на чьи деньги эта река, — ясно на чьи.
Инженер выкрикивает:
— Пейте, друзья!.. Гуляйте!
Он кричит:
— Пей — не робей! Я всю жизнь робел. Я всю жизнь заикался. Я всю жизнь стеснялся сказать лишнее слово. Моя душа ссохлась — моя душа хочет быть широкой…
Он поднимает стакан с вином:
— Хочу любить всех. Хочу любить и тебя… и тебя!.. и тебя!.. И хочу, чтоб меня все любили.
— Мы любим! — кричат друзья. — Мы любим тебя, Семен!
— К черту Семена, нет больше Семена — я с детства Степан. Я теперь опять — Степан. Гуляй, голытьба!
Светик потрясена. Он пьян, это ясно. Но откуда такая перемена — машет руками, кричит, и глаза — не его глаза. Он весь пылает. Он требует, чтобы друзья сейчас же — сию минуту — спели хором «Вниз по матушке, по Волге…» — и друзья, наэлектризованные его словами, немедленно впадают в песенный раж.
Когда же, если не сейчас, споешь хором! Самое время. Голоса грянули. Гремит вольная казацкая песня… Жильцы снизу бьют по радиатору железом. Жильцы колотят и взывают. Но напрасно.
— Громче! — кричит инженер Разин. — Громче, други. Однова живем!
* * *
Светик пробует с ним по-хорошему. Светик пробует с ним по-доброму. Приятели и обаятельные люди наконец разошлись. После гульбы (а с инженером от непривычки пить случилась тяжелейшая рвота) Светик быстренько все прибирает, а потом ложится с ним, измученным и обессилевшим, рядом. Она целует его. Она шепчет:
