— Я же сказал — день-два… Зато майор Хворостинин… слышали?.. Из госпиталя выписался и вскоре сам поведет колонну, — подбадриваю я.
Знают, знают!.. И наконец улыбаются. Конечно же! Кто не слышал про непобедимого Хворя.
— Не дрейфь, пацаны! Во-первых, я вас здесь откормлю, — заторопился Крамаренко.
Тоже ведь подбрасывает им положительную эмоцию.
— Определи им исполнительного солдата, Крамаренко. Пусть носит еду.
— А я сам, Александр Сергеич. Я сам… С котелками туда-сюда нехитро. И меньше разговоров будет.
— Зачем же сам?.. У тебя дел полно.
— Справлюсь.
Крамаренко тут же и выскакивает из пакгауза. Быстро смотался туда-обратно… Показательно приносит им ужин.
По-свойски подбадривает. Ешьте, шизы, ешьте!.. Солдат ест — служба идет. Отчего солдат гладок — поел и на€ бок… Крамаренко поставил принос на стол и быстро уходит. Бормоча свои прибаутки.
Олег мигом раскидал туда-сюда котелки. Два Алику — два себе. Ложка здесь — ложка там… Я еще не ушел, вижу его улыбку… И в котелках вижу сосиски, равно толстые! И компот, компот, солдатская радость, в термосе. Компот можно горячий!.. Кто как любит… Компоту много. Настоящий десерт!
Оба жуют, наворачивают, и их бесхитростное солдатское бытие меня успокаивает… У меня все чисто, товарищ полковник Дубравкин. Не подкопаться… Мой козырь известен. Я не продаю оружие, товарищ Дубравкин… Бензин?.. Но ведь майор Жилин бензиновый король. Всем известно. Все знают… С короля не спрашивают… Короля не попрекают короной.
Дубравкин свирепствовал на зачистках и как-то второпях сжег чеченскую деревню. Старухи, дети. Обезножившие старики. (Эти мотыльки летят в огонь всегда первыми.) А факты той зачистки вдруг обнажились слишком.
Но Дубравкин, глотая черный дым своего пожарища, еще и матюкался, война, мол, и есть война. Упрямился, а не каялся — за что и под суд. Признан был виновным. Суд был достаточно громким. Не жги мотыльков!.. Обошли в награде. Хотели вовсе изгнать из армии. Уже, казалось, все решено, однако… Однако вояки нужны. А Дубравкин умел понравиться своей воинственностью. Его осуждали, но втайне симпатизировали. Он и мне одно время казался хорош.
Его лишь ограничили в боевых действиях. Отныне полковник Дубравкин боролся с внутриармейскими хищениями оружия. Ему не разрешалось вести бои, а его полк был специально укомплектован меньше чем наполовину. С такой вот показательно (и, надо признать, нелепо) урезанной воинской частью обозленный полковник бродил по Чечне туда-сюда.
Когда в полку вместо трех батальонов один, что за полк!.. А вот чтобы не лез в драки!.. Только в случае самообороны. Но Дубравкин все равно, конечно, лез. Он забывал про проверки. Забывал свое прямое дело. Зато при первой возможности затевал с чичами бой. Никого не слушая. Настоящий псих!.. Он был уверен, что от честной войны его отстранили враги и предатели. Враги были всюду. Теперь Дубравкин это твердо знал.
Мы с ним столкнулись, когда у вполне наших, у лояльных чеченцев он отнял бензин. Который я им с трудом доставил. Он отнял… И по телефону не оправдывался, а кричал: ты мне давно осточертел, крыса! говенный начальничек!.. Поди понюхай пороху!.. Он только-только не кричал, что я предатель. Это у него в бранном ряду последнее.
Я все же подсказал воинственному истерику:
— Товарищ полковник, лучше бы бензин вернуть… Ошибка.
Но я не успел сказать, почему лучше.
— Что-ооо?!
Не успел я ему объяснить, что эти (наши) чеченцы — крестьяне, простые крестьяне… и, если лишить их бензина (и тем самым движения), они разойдутся, разбегутся по домам… Они не могут, как горные чичи, готовясь к боям, осесть на одном месте, тренироваться, маскироваться, жить маетой солдата. Они — домой. Они — к овцам. Они — в огород.
Я не успел двух слов выговорить, как он привычно заорал:
— Что ты себе позволяешь, интендантская крыса?!
Он думал обо мне слишком просто — вор. Отнять бензин у вора — не грех!.. Он так и понимал жизнь. Он так и понимал войну. А то, что я и такие, как я, наладили распределение горючки — для полковника Дубравкина слова пустые, пустейшие.
Меж тем армия жила рынком, раз уж не могла жить дисциплиной. Без рынка, без стоимости каждой бочки воинские части, как волки, вырывали бы горючку друг у друга.
Так что Дубравкин рано торжествовал. Я позвонил — и полковнику сверху тотчас грозно отзвонили. Верни бензин, Дубравкин!.. Он вернул. Он вернул весь бензин, до капли. Но какого же вражину я себе нажил!.. Какого недруга нажил себе майор Жилин!
Я бы поостерегся, знай уже тогда про его психику. В конце концов, плевать на пару бензовозов. Но я думал, что у Дубравкина это просто от спешки. Что заторопился, занервничал горячий вояка… Или (тоже возможно) что это вояка, ищущий в любом бизнесе выгоду… свою долю… Я не понимал, что имею дело с психом.
Отставленный от боев, Дубравкин и командованию сильно мешал. Путал карты… Своим единственным батальоном!.. Возникал, где не надо!.. Разрушал планы… Однако следует признать, он попортил крови и горным чичам, уже привыкшим к вялотекущей войне. Раза два Дубравкин неожиданно и сильно их взгрел, ликовал: ждал награды. Ждал, чтобы ему хотя бы вернули бывший у него прежде орден. Не вышло… Тут уж ярый полковник и вовсе уверовал, что может делать, что хочет… И что всюду враги.
— Александр Сергеич. — Крамаренко уже готовился к проверке. — Пака-корейца хорошо бы к бумагам вернуть!.. А куда пацанов?
Бумаги, когда они проработаны корейцем, безупречны. Сверкают порядком!.. Загляденье!.. Даже Дубравкин не удержится при проверке и ахнет.
— Ну-ну! Обойдемся!
Помня о личнонаправленной злобе Дубравкина, я не сомневался, что полковник не станет копаться в моих бумагах и бумажонках. Не его стиль. Нагрянуть он нагрянет, но где-нибудь со стороны… Что-нибудь вроде нигде не учтенных АК-47…Что-нибудь грубо криминальное… Кто-то автоматы продал, а свалить на меня… Я знал его хватку. Тем более теперь… Теперь ситуация для него малость получшала. Прошел слушок, что вернувшийся в штаб после легкого ранения генерал Н-ов поощряет Дубравкина… Вояка ценит вояку. Это нормально!
Погиб Руслан-Рослик, который так настойчиво хотел со мной дружить… Мы отправили колонну без прикрытия в недалекий рейс. Четыре грузовика, едва заполненные бочками солярки, — всего-то! И один бензовоз, полный под завязку… Если и захватят, то без боя. Я сам провожал колонну. Этот бензовоз-гусак шел впереди. Он и надутый был, как настоящий гусак. Вел за собой птиц поменьше.
Но как только колонна оказалась вблизи гор (только завиднелись!), трое шоферов-чеченцев передумали служить федералам. Совсем молодые!.. Надумали стремительно, в одну минуту!.. И не просто же так сбежать к Басаеву, а с солярой! С полным бензовозом!.. И конечно же, первыми вынули стволы.
Но шофера, не хотевшие в горы, тоже успели схватить свои стволы. Переметнувшиеся битый час уговаривали верных отдать им солярку. Но никак!.. Бранились, трясли автоматами!.. По счастью, те и другие не передрались, а поделились. Два грузовика и бензовоз увели с собой переметнувшиеся, а другие две единицы отспорили и оставили себе верные. Они уже не ссорились. Это вам — это нам. И в разные стороны… Они даже пожали друг другу руки.
