Но ведь откладывать их отправку тоже нельзя. Уже невозможно. Шизы уже на нерве. Они опять сбегут.
Я думаю о недуге Алика… об этих диких желтых осколках дробного солнца. Эти кусочки света влетают ему в глаза, в самые зрачки… Колко и больно.
Если же себя не обманывать, мои сомнения сводятся вот к чему — звонить Васильку и звать его на помощь?.. Или нет?.. Василек прикрывает для меня колонну с бензином лишь в самых трудных случаях — прикрывает вылетами сверх. Сверхплановыми вылетами, о которых не всегда знают штабисты… Война!
Прикрывает Василек честно и обязательно. Но каждый вылет Василька и тем более вылет его крылатых сотоварищей обходится мне недешево. А главное вот — на сегодняшний день мной оплачен вперед ровно один его вылет. И керосина впрок у него лишнего тоже нет. Один вылет!.. Если я истрачу этот вылет на лупоглазых пацанов пополнения (плюс мои шизы), мой бензин на дорогах беззащитен. Бензин, солярка, мазут — все голое. И сам я голый.
Мою горючку, разумеется, чичи вряд ли сожгут. Ее угонят… Вдогон я постараюсь узнать, куда и к кому. Но затем начнется возня, мерзкая торговая возня. С неясным исходом… И потому я колеблюсь… Этот один прикрывающий меня вылет, как последний патрон в пистолете. Патрон, который всегда жаль.
А прибывающему пополнению большой привет! Придется салагам сразу повоевать… Вот и постреляют салажата в охотку. Это война. Жаль, конечно, но треть пацанов положат. Голова к голове… Сухой Лог — засада коварная.
Секунду мне пришлось постоять, чтобы глаза привыкли. К пакгаузу — к особого рода складской темноте. Но вот — вижу. Бесчисленные полки под самый потолок… Коробки… Море мятых, зажеванных гимнастерок… Две свисшие лампочки вяло светят.
За столом сидит Алик и заполняет бланки. В торце стола примостился Олег и перетюкивает нечто одним пальцем — на старой пишущей машинке.
— Работаем?
Оба тотчас вскочили. Вытянулись. Я велел им сидеть.
— На ночь глядя надо отдыхать. Слушать музыку… Где приемничек?
Олег откуда-то из-под ног поднимает приемник, ставит на стол.
— А что с топчаном? Почему отодвинут?
Объясняет Алик… Заикаясь… Крамаренко пошел им настречу и разрешил передвинуть в самый угол. Дело в том, что Олег во сне м-м-мотает головой. Б-б-бьется о стенку… Да так сильно бьется, что Алик просыпается и подолгу не спит.
— Здесь полным-полно солдатских пилоток… Олег!.. Выбери самую большую и надень перед сном. Чтоб с запасом. Чтоб с ушами. Чтоб на всю башку… Понял?
— Сидеть, рядовые!.. Ешьте спокойно!
В столовой… Обед… Я вошел и вижу их за длинным столом. Двое. А кругом уже пустые столы. Кой-где тарелки… Хлебные корки. (Солдаты-грузчики и охрана поели раньше. Уже отвалили. Уже завязывают жирок. Полчаса им на отдых.)
Я подсел к пацанам. Жую для контакта сухую корку. И внушаю:
— Это был бой, рядовой Евский. Это был бой, Алик, и неизвестно, твоя или чья-то шальная пуля попала в майора Гусарцева… Ты стрелял?.. Ну да, да. Стрелял… Но и другие, Алик, стреляли. Бой шел! Чья автоматная очередь первая и чьи пули ушли больше вразлет, теперь уже неизвестно… Эксперта по баллистике в бой не берут.
Оба медленно черпают ложками. Щи… Едят, не поднимая глаз.
Тоже ведь абсурд!.. Я даже не знаю, уцелеют ли они после того, как завтра-послезавтра их колонну атакуют спустившиеся с гор чичи. Пока что не знаю (я ведь не решил насчет Василька)… Не знаю, а вот ведь оберегаю пацанов от какого-то будущего, теоретически возможного спроса.
— …Вы оба, пусть невольно, оказались в бою… Ты был в бою, рядовой Евский. А сказать тебе, рядовой Евский, кто убил Горного Ахмета? Кто в том бою в Мокром завалил полевого?
Он, всадивший в Ахмета не меньше четырех пуль, конечно, знает. Они оба знают… Но они оба не чувствуют за это большой себе скидки.
— Сказать? — давлю я.
Он качает головой. Тик уже загулял в подглазьях рядового Евского. Нет… Не надо, товарищ майор…
— Это война, Алик. Понял?.. Это был твой бой.
Я все-таки дернулся — звоню Васильку. Скорее всего, машинально. Тычу пальцем в цифры… Но его мобильник выключен. Крылатый киллер спит… Дрыхнет. Как-никак утро.
Иду вдоль пакгаузов.
А сомнения с новой силой… Попади в засаду мой бензин, моя солярка… что делать?.. Василек в помощь моей горючке может не вылететь. Если вылет будет уже потрачен… «Сашик, — скажет, — я вроде отработал!»… Он обязательно скажет вроде… Как будто не очень помнит. Но он помнит. И я помню… Мы оба все помним.
Конечно, он дружбан, боевой дружбан, и он вполне может вылететь и прикрыть в счет будущего. По-соседски. Может одолжить мне срочный вылет вертолетов… двух, скажем… как одалживают соседу две, скажем, сотни зеленых до понедельника. Может вылететь, а может и не вылететь.
Жадность выползла. Слышу, как жаба зажимает мне сердце. И как я отшвыриваю, гоню ее. Смешные мы люди!.. Мне жалко лупоглазых пацанов пополнения, но мне с той же силой жалко мои будущие деньги (мой будущий бензин, солярку)… Пополнение прибудет в Грозный еще и еще, а вылет-то у Василька для меня один!..
Эта жалость к лупоглазым навязчива. Сотня пацанов в камуфляжах и с автоматами… На БТРах, на танках… Сопливые и лупоглазые. Нельзя их жалеть, говорю я себе. Это война… Нельзя жалеть, — повторяю. Это война… Они приехали убивать. Они должны убивать. И война тоже должна убивать их…
Они должны убивать, майор Жилин…. И они будут убивать… Даже завтра… Отстреливаясь и попав в засаду.
Но ведь еще и мои шизы? А как же они, эти двое?!
У войны свой событийный ряд. Свое течение… А я только человек. Один из.
Волна фатализма настигает и накрывает меня. Накрыла… Меня нет… Будь что будет… Война, как вода… Течет и течет… Я никто. Я мелкий и маленький.
У меня мои бочки. Мой бензин. Мои склады.
Внезапным движением руки я вдруг разом снимаю с себя тяжесть. (Снимаю умолчание. Грех умолчания.) Вынимаю мобильник. И с этой своей маленькой железячкой отхожу чуть в сторону от своего большого железа, — от громоздящейся горы выгруженных пустых бочек. И от продолжающегося там грохота. Еще и отворачиваюсь. Чтобы лучше слышать.
— Василек… Это я… Ты сегодня летишь на Ведено?
— А надо?
И тогда я ему со вздохом. И с просьбой:
— Надо.
— Что-то нам вякали. Что-то вякали, Саша, — начинает Василек слегка сонным басом. — Но вякали невнятно… Мол, две вертушки как бы не провертелись там зазря…
— Ага. Все-таки было!
— Было, было, Саша… Но как-то вяло. Про время вылета ни слова. Про патрулирование ни слова. Скорее «нет», чем «да»… Жвачку жевали… А я люблю, чтобы команда как команда.
