Врач важничает. Мы же должны его понимать… Его занятость… Он устал противостоять, он измучен толпами спрашивающих!
Гусарцев толкает Руслана, а Руслан меня — про ранение? Про пулю?
— Тяжелое ранение? — успеваю спросить я.
— Плохое, — отвечает врач очень-очень тихо.
Он, видно, уже отошел с мобильником в сторону. Может, к окну… Подальше от бодрячка-героя. Который завтра-послезавтра на столе под скальпелем забудет все свои подвиги. Лишь бы выжить.
Я уже с расстояния услышал, как бухают бочки друг о друга. Что за гнусные, тюремные звуки!.. Второй пакгауз. Автоподъемник сломался?
— Сломался… К обеду починим, — привычно говорит Крамаренко.
Он же предлагает:
— Т-рищ майор. Может, хоть Пака перебросим на погрузку?
Кореец Пак — наш писарь.
— Пак цыпленок.
— Вот и пусть хотя бы сидит с карандашом на погрузке.
Но я не согласился. Пусть сидит на своем с бумагами. Самое время проверок… А тихий Пак любых и разных нагрянувших к нам проверяльщиков делает довольными сверх! Это его какая-то особая красота бумаг и бумажек. Проверяльщики даже возбуждаются. Им хочется Пака съесть! Я по глазам видел… Чистое, без помарок, уверенное письмо корейца. Цифирка к цифирке, вязь.
Когда Пак первый раз положил передо мной и Крамаренкой опись пакгаузов… накладные… приход-расход… и прочее, Крамаренко стоял и смотрел, разинув рот. Возможно, я тоже… Боже мой!.. Как идеально у корейца устроен наш мир. То есть, в бумагах. То есть, отражение нашего мира. Империя порядка… Чудо!.. Опись напомнила мне старинные кружева, которые я видел однажды на рынке. Вынесенные случаем на продажу, уже пожелтевшие, они притягивали взгляд. Ажур… Они были не из нашего времени. Их так и не купили.
Нет-нет, пусть трудится. Пусть сидит сиднем. В своем восьмом пакгаузе… Пусть, как всегда, сам один и перед ним только стакан солдатского компота… Пак приносит свой компот с обеда. И пьет компот экономно, долго. Редкими глотками… На миг отрываясь от бумаг. Не зря мы его выдернули из грузчиков на чистенькую работенку. Пиши, кореец!
Я завернул за второй склад.
Там уже не слышен грохот бочек. Там у меня существует моя лунная полянка. Уединенное место… Стол вкопан прямо посреди распахнувшихся, расступившихся кустов… Скамейка для задницы и для уставших ног. Полянка почти в полный круг огорожена колким боярышником. Боярышник — сам по себе тоже ажур. Ажур природы. Тоже старинный и непродажный (непролазный).
Без помех. Без людей… Тоже пядь земли. Отсюда поздними вечерами (а то и ночью) я звоню жене. Здесь хорошо… Наши ласковые и притаенные разговоры. Иногда долгие.
Но был день.
Я позвонил и лишь кратко дал знать, чтобы она пока что не начинала покупать стройматериалы для хозблока. Надо выждать… Потому что (я дал это понять) с деньгами, скорее всего, будет задержка.
— Саша… Это надолго?
— На время.
Жена спросила, почему, и, как обычно в неожиданных или трудно прогнозируемых случаях, я ответил одним словом — бизнес!..
Перечень потерь, начиная с субботней атаки чичей.
По пути в воинскую часть за № — Залитые под завязку бензовозы… Плюс мой новенький грузовик с бочками солярки. Заменил Хворя капитан Зыбин. Неплохой вояка. Вел колонну правильно. В ущелье вошел правильно. Все правильно… Еле уцелел.
Бензовозы — оба — сгорели… Солярка из грузовика наполовину разграблена. Без малого даже смущения… Сбрасывали бочки прямо в овраг. Пусть катятся… В итоге всего-то $1500.
Вместо верных девяти-десяти тысяч нам досталась ерунда.
Грабеж по пути в в/ч за № — Бортовой «Урал» с бочками мазута. Нападение… Сопровождал наши бочки Руслан. Что и спасло от полного разгрома. Каждому из нас вместо четырех тысяч еле наскреблась половина. $2000.
У моего камуфляжа за долгое время сильно оттянулся левый карман. Разного рода тяжестью… Сейчас тяжести ни малейшей, пуст. Так что глядел мой карман, как пасть, голодная и жаждущая. Руслан бросил туда, в пасть, пачку денег. Легким движением кисти… Никакой тайны. Это просто доля. За привезенный мазут наш приработок… Потому что хоть что-то мы в в/ч за №… привезли… Надо сказать, что в пасть моего кармана вошла бы бо€льшая пачка. Гораздо бо€льшая… Карман бы проглотил, не поперхнувшись.
Увы, не в эти дни.
Чичи про Хворя и про неудачи, разумеется, тоже знают и атакуют теперь практически в каждом ущелье. Только-только увидишь на дороге впереди пять кустов. Под ними пять чеченцев.
По пути в в/ч за № — Днем!.. При ярком солнце!.. В «КамАЗе», помимо заказанного федерального бензина, была часть наших бочек сверх разнарядки… Все спалили. Вчистую. По счастью, примчались вертушки, действующие «по вызову», и спасли солдат. Сверху отлично видно. Помогло это самое солнце. Яркое было солнце в тот день. $0.
По пути в в/ч за № — Классическое нападение, когда уже проскочили Старые Атаги — как только колонна вползла в ущелье, сработал фугас. Подорвали головную машину. В самом узком месте ущелья… И уже не объехать, не двинуться дальше. Но и назад хода не было… Подбили замыкавший колонну танк. Колонна невелика и оказалась сразу парализована… И теперь чичи уничтожали боевые машины, одну за одной… С правого взгорья. И с левого… $0.
Из танков выскакивали оглушенные солдатики. Прямо под пули… Бежали, шатаясь. Зажимая руками уши. Из ушей тонкие струйки крови… Первыми попрыгали те лихие, кто оказался на броне БТРов… Эти хоть как-то отстреливались… И гибли… Все горело. Однако же в том жутком огне не пострадал бензовоз с дизельным топливом, не пострадал и грузовик с бочками солярки… Ни одна пуля не попала. Не чиркнула даже.
Потому что полевой командир, хваткий Абусалим Агдаев, организовавший засаду, внимательно следил за боем. Очень внимательно.
Руслан (он был с плановой колонной) узнал о разгроме только к вечеру. Хоть и не сразу, он выяснил, что ушел бензовоз и ушла захваченная горючка — к Абусалиму. Тотчас впрыгнув в «жигуленка», Руслан отправился к нему разбираться, однако без пользы. Абусалим Агдаев смеялся… Предложил копейки.
Тогда Руслан прямо дал ему знать: часть топлива и половина солярки от майора Жилина — она для чеченцев, для полевого командира Гакаева-старшего. За деньги. Там, у Гакаева, уже определена и готова оплата.
Абусалим смеялся.
Этот Абусалим был в свое время взят в плен. Но то, что вертолет с пленными перегружен, федералам стало понятно уже только в воздухе. И Абусалима сбросили на какой-то холмик. Отлично гляделся этот холмик с высоты… Просто выбросили. Тесно было в вертолете.
Абусалим упал, поломался. Он полз. Он перенес жуткие боли. И ведь дополз… И на ноги встал. Через полгода. Хотя и хромал… Но главной победой и приобретением Абусалима в те дни была вера — он заново уверовал в Аллаха. Как и многие вдруг спасшиеся. Год целый Абусалим поражал родню страстью и истовостью своих молитв!.. Он вернулся к свету. Он иногда рассказывал близким, что он готовится в рай.
