Книга Жена тигра, страница 63. Автор книги Теа Обрехт

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Жена тигра»

Cтраница 63

Больше всего Луку удивляло то, как быстро он научился терпеть свою жену. Она была тихая, большеглазая. Порой, глядя на нее, он видел в ней Аману, даже раза два назвал ее так. Ее пришлось многому учить: как растопить плиту, где находится бак для воды, как что-то купить или продать на рынке, для чего Лука несколько раз сводил девчонку в деревню. Но она оказалась сообразительной и, едва поняв, как нужно выполнять ту или иную обязанность по хозяйству, тут же брала ее на себя. Вскоре она уже сама создала для себя определенный распорядок дел, которому старательно следовала. Впрочем, она успевала везде: помогала ему в коптильне, стирала его одежду, меняла отцу испачканное исподнее. Не жалуясь и даже не вздыхая, жена носила воду из колодца и каждый день выводила своего старого тестя на двор подышать свежим воздухом, бережно помогая ему спуститься с крыльца. Лука поймал себя на том, что порой ему даже приятно прийти домой и увидеть, как радостно она улыбается при виде его.

Мог ли Лука оставить ее там, в Галине, со стариком, и уехать, как только оправился от первого потрясения, вызванного тем, что с ним случилось? Сумел бы он забрать хотя бы часть отцовского богатства, спрятанного в сундуке под полом, бежать в столицу и попытаться отыскать там кого-нибудь вместо Аманы? Да, почти наверняка. Сходив раза два-три вместе со своей глухонемой женой в деревню, где ему то и дело приходилось разгонять детей, которые тащились следом за ними, кривляясь и выкрикивая всякие непристойности, которым научились у собственных родителей, Лука понял, что сделал только хуже, привезя ее сюда. А люди уже начинали болтать.

«Вы только посмотрите на нее, — говорили они. — На его глухонемую жену! Где он только взял такую? Наверное, что-то от всех скрыть пытается!..»

Столь повышенное внимание односельчан вызывало у Луки панический страх, заставляло все чаще думать о том, что ему нужно непременно поскорее бежать отсюда. При этом положение его становилось все более затруднительным, и он ломал голову над тем, как бы расторгнуть ненавистный брак, расстаться с этой опостылевшей жизнью.

Однажды днем, вернувшись домой, он застал свою жену на чердаке с Корчулом. Отец, видимо под предлогом большой любви к невестке, вытащил свою коробку с военными реликвиями и демонстрировал их ей. Когда Лука поднялся наверх, глухонемая девушка сидела по-турецки, перебирая отцовские побрякушки, а старик, опустившись подле нее на колени, уже успел расстегнуть на ней платье и ласкал ее грудь.

— Она же совсем ребенок! — заорал Лука и отшвырнул Корчула к стене. — Ребенок, ребенок!

— Ах она ребенок?! — тоже заорал Корчул, мерзко ухмыляясь. — Хорошо! Смотри коли ты не начнешь с этим ребенком сыновей делать, так я начну!

Лука понял, что теперь ни в коем случае нельзя оставлять девушку наедине с отцом. Магометанка она или нет, ребенок или взрослая девица — Корчулу все равно. Он при первой же возможности ее изнасилует, если уже этого не сделал. Да, он возьмет ее силой, пока Луки не будет дома, и у нее, бедняжки, просто сил не хватит, чтобы остановить этого старого скота.

В общем, Лука так и остался дома. Чем больше времени проходило, тем дальше казалась заветная мечта, тем больше оскорблений бросал ему в лицо Корчул. Люди, заходившие в лавку, все чаще задавали вопросы о жене. Именно она начинала казаться ему причиной всех несчастий. Когда он думал, почему до сих пор торчит здесь, молчание жены просто приводило его в ужас. Ведь Лука был абсолютно уверен в том, что глухонемая способна прочесть любую мысль, возникшую у него в голове. Она умеет угадывать мысли точно так же, как дикий зверь. Его жена такая же безмолвная и завистливая, как сова. Лука считал себя вправе думать о ней, как ему вздумается, находя, что его подло обманули, искалечили ему жизнь, и все по милости этой глухонемой, которой, черт бы ее побрал, еще что-то от него нужно. Все-таки иной раз он очень хотел сказать ей, что сама-то она ни в чем не виновата. Ни в своем безмолвии, ни в этом браке, ни в посягательствах Корчула. Да и он тоже ни в чем не виноват. Но объяснить ей что-то было очень трудно, даже невозможно, и Лука все мучился, убеждал себя в собственной правоте.

В день, когда он все-таки сорвался, стояла невероятная жара. Была середина лета, и Лука с утра торчал в душной лавке, не имея ни малейшей возможности передохнуть. Когда он зашел в дом, его жена на кухне стирала белье, а отец храпел в одной из многочисленных спален, теперь опустевших. Лука надеялся немного отдохнуть в прохладе и переждать самые жаркие часы, а потом снова вернуться в лавку. В саду созревали сливы. Он по дороге сорвал три штуки и теперь, сидя за столом, аккуратно разрезал их, чтобы вынуть косточки. Затем он включил радио, и вдруг оттуда донесся знакомый гнусавый голос Монаха, который пел — на октаву выше, чем нужно, — нечто весьма напоминавшее его, Луки, мелодию. Да и слова тоже были его. Лука сперва решил, что это какая-то ужасная шутка, но потом все понял да так и обмер. На мгновение ему даже показалось, что прямо сейчас он грохнется замертво.

Это была «Чаровница», песня, которую он написал вместе с Аманой и о ней, неторопливая, печальная, переложенная специально для гуслей. По радио ее, правда, исполняли в чрезвычайно убыстренном темпе, превратив тем самым в какую-то неистовую оду разврата. Лука подумал даже, не снится ли ему все это. Вдруг он вчера вечером спьяну уснул, вот ему и привиделась всякая чушь? Через минуту сон прервется, и ничего этого уже не будет!.. Но нет, кошмар продолжался! Вовсе он не спал, действительно сидел в кухне на табуретке и слушал, как Монах поет украденную у него песню. Она все длилась, длилась, куплет за куплетом, потом закончилась, и по радио стали передавать нечто совсем другое. Значит, его песни продолжают теперь жить без автора? Выходит, они сами добрались до музыкальной школы?

Лука поднял голову и увидел, что глухонемая девушка стоит рядом, кинув себе на плечо его мокрую рубашку, которая свисает, точно содранная кожа.

— Послушай, — сказал он ей, коснулся своего уха, потом радиоприемника и пробежал пальцами по крышке красного дерева.

Но она даже не пошевелилась, только улыбнулась ему. В тот момент он еще владел собой. Потом она то ли пожала плечами, то ли еще что, слегка наклонилась, взяла у него из-под ножа ломтик сливы, быстро сунула его в рот и повернулась, чтобы уйти. Вот тут-то на него и нашло. Он вскочил и, не сознавая, что делает, толкнул на нее стол, опрокинул его и придавил ее к полу. Она упала ничком, и у Луки еще долго потом стоял в ушах тот жуткий звук, с которым тело жены ударилось об пол. Он еще долго пинал ее, беспомощную, беззащитную, ногами, стараясь попасть в ребра и в голову, пока у бедняги кровь из ушей не потекла.

Впоследствии Лука сам сильно удивлялся своему поступку и никак не мог понять, откуда в нем столько необъяснимой ярости и жестокости. Он на всю жизнь запомнил глухие удары своих сапог по хрупкому телу жены, то, как она беззвучно открывала рот, хватая воздух, жмурилась от боли и страха. Он понял потом, что бил ее гораздо дольше и сильнее, чем намеревался, — похоже, надеялся все-таки, что она не выдержит и закричит. Уже помогая ей подняться, Лука догадался: да ведь она ни при каких обстоятельствах не способна воспроизвести ни звука! Что ж, по крайней мере, в этом отношении его любопытство было удовлетворено. Но после этого ярость и гнев разгорелись в нем с новой силой. Он злился на себя, на собственную несдержанность и прямо-таки в бешенство пришел, увидев, какой удивленной, несчастной и покорной выглядит его бедная жена, когда Лука подал ей воды, чтобы она могла смыть с лица кровь.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация