Майор еще раз посмотрел в пустой угол.
— Хорошо. Шуметь не буду. Но вы все сейчас пройдете со мной. Мне надоели, господа, ваши проделки и шалости. Учтите: мне в этом городе можно все. Я — власть.
— Наивно, — Траурный очертил рукой круг. — Здесь власть другая.
— Какая же? — поинтересовался майор. — Мне необходимо переговорить с ее представителями.
— Переговорить? — Марши многозначительно переглянулись. — А вы уверены, что эта власть так разговорчива?
— В таком случае для меня это не власть, — отчеканил майор. — Прошу следовать за мной. Разберемся в полицейском управлении.
— Я протестую, — поднялась со своего места Клара. — Нарушится тайна конкурса…
— Тайна нарушена давно! — отрубил майор.
— Вы не знаете условий нашего здесь пребывания, — деликатно протестовал Свадебный. — Пока наши партитуры не разыграют в этом зале, мы не сможем его покинуть.
— Хватит комедии. Построились у двери! — погрозил пистолетом майор. — Вещи можно взять с собой! Траурный выходит первым!
— Что за произвол! — упирался Свадебный. — Мы не заслужили такого обращения…
— Молчать! Я еще выясню, кто вы такие…
— Сейчас ни у кого не будет сомнений! — Траурный вышел на середину кабинета. — Моему терпению тоже есть предел!
— Стреляю! — снова предупредил майор.
— Ха-ха-ха! — зашелся в громоподобном смехе Траурный. — У меня в ключе пять бемолей, и все они стреляют!
Глаза его сделались похожими на фарфоровые изоляторы — так показалось Матвею, у которого племянник был деревенским монтером. Вдруг нижайшая басовая нота си бемоль потрясла кабинет — будто громадный колокол ударил. Плотные шторы и люстра заколебались, казалось, зашатались стены, и свет на мгновение померк в глазах присутствующих. В центре кабинета и этого гула стоял Траурный марш, дул сильнейшим шквальным ветром на майора и кричал:
— Меня арестова-ать? Да за сто сорок лет никому в голову это не приходило! Отобью я вам охоту!
Майор уронил пистолет, кое-как дополз до двери, подналег на нее плечом и мешком вывалился в коридор. Траурный поднял с пола пистолет и метнул его майору вдогонку. Клара заметалась по кабинету:
— Он уйдет, и через пять минут здесь будет полсотни полицейских и журналистов!
Глаза Клары взывали о помощи, но никто не торопился на этот зов. Вдруг ее взгляд упал на спиннинг. Опытная спиннингистка, она выбежала в коридор и с размаху запустила блесну в конец темного длинного коридора.
— Ага! — обрадовалась она, туго наматывая лесу на катушку. Вскоре в дверях показался зад Ризенкампфа. Пойманный за брюки, он пытался дотянуться и перекусить тугую леску, используя богатейший опыт перекусывания трусиковых резинок. Гибкий майор извивался, корчился, но Клара-охотница держала тетиву, поставив катушку на мертвый тормоз. И все-таки Ризенкампф вырвал крючок вместе с лоскутом ткани от штанов.
— Ну, теперь уж клянусь честью, так вам это не пройдет! — пригрозил разъяренный полицейский чете Ткаллеров, — С кем вы в сговоре? С троллями? Хромыми бесами? Ведьмами с Брокена? Кто там по углам стучит и хихикает? Вы погубите весь город и себя в первую очередь! Но я за себя еще способен постоять! Я еще кое-что могу!!!
И майор снова кинулся в сторону, только уже не в коридор, а к сигнальной красной кнопке. Трясущиеся пальцы рывком сорвали пломбу… но тут все услышали подобный негромкому хлопку хлыста цирковой выкрик: «Ап!» И майор моментально замер в причудливой позе — даже не верилось, что человек может стоять в таком крайне неудобном положении, будто он окаменел в ту секунду, когда его столкнули с обрыва. Все, кто был в кабинете, тоже застыли на своих местах, словно их зачаровали вместе с майором. Только спустя две-три минуты каждый попытался хоть чем-то пошевелить. Клара же сделала несколько робких шагов к майору. Лицо его выражало застывшую ярость, боль и отчаяние.
— Генрих, — неожиданно для себя обратилась Клара к майору по имени, тронула его за плечо и тут же отдернула свою руку: не только плечо, но и форма полицейского одеревенели — и если бы по мундиру кто-нибудь щелкнул, то он зазвенел бы, как дека скрипки.
— Он мертв, — еле выговорила Клара. Ни в словах, ни в глазах ее не было ни тени сомнения.
— Не думаю, — Траурный марш подошел неспеша к майору, поднял веко, словно медицинский эксперт. Затем ощупал запястье, пытаясь определить пульс.
— Кататонический шок, — констатировал Свадебный, — такое и на свадьбах случалось. От чрезмерного возбуждения.
— Может, уложим его на диван? — предложил Ткаллер, — Или его не сдвинуть?
— Позже. Пусть пока постоит так, — отозвался Траурный и сел на свой стул рядом со своим коллегой Маршем.
И вот тут, на фоне майора, застывшего в крайне неестественной позе сюрреалистической скульптуры, наступила самая длительная и пугающая пауза. Кто они — эти сверхъестественные визитеры? Инопланетяне, мелкие бесы, Божьи гости? Или в самом деле музыкальные эмблемы брачного веселья и смертной печали? Может быть, действительно Вселенная наполнена звуками и красками, которых мы не слышим и не видим? Мозг наш настроен на другие частоты, а компьютер «Кондзё» вычислил их и воспроизвел?
Вдруг Свадебный марш прервал их задумчивость:
— Господа, у меня уже нет сил, — сказал он чуть капризно, — Я страшно проголодался. Нельзя ли чего поесть?
«Бетховен умер, и мне нездоровится»
Все повернулись в сторону Свадебного марша, как бы заново разглядывая его и изучая. А тот сидел как ни в чем не бывало и с выражением легкой усталости разглядывал свои ухоженные ногти.
— А что, — встала с места Клара, — это мысль! И очень своевременная. Александр, есть тут что-нибудь? Закусим, пока майор отдыхает.
— В холодильнике кое-что из банкетных запасов, — сразу понял ее Ткаллер, — Ты здесь распорядись, а я пройду в зал.
Клара достала из холодильника закуски и бутылки. Вскоре стол был накрыт — хлеб, сыр, буженина, красное вино. Майора перевели в горизонтальное положение на диване, дабы не портить благостной картины позднего ужина.
— Простите, а не найдется ли шампанского? — застенчиво попросил Свадебный, — Привычка выработалась. На свадьбе я обычно выпиваю два-три бокала шампанского и съедаю порцию ростбифа. Это не считая фруктов, которые я люблю больше всего. Поначалу вовсе не ел, но потом, удивленно наблюдая, с каким наслаждением люди поглощают провизию, тоже решил попробовать. Понравилось. Привык. Теперь голод переношу с трудом.
— А я если выпью, то чего-нибудь крепкого, — поддержал беседу Траурный, — И отнюдь не ради удовольствия, а чтобы груз напряжения снять. До того, бывает, тяжесть внутренняя давит, и ничем ее, кроме крепчайшего рома, не растворить. В крайнем случае — виски. Рекомендую, — поднял Траурный рюмку.
