И лучшее тому доказательство — результаты последнего референдума о Союзном договоре. Заметьте, в нем отказались участвовать только республики с преимущественно христианским населением. В мусульманских же регионах, включая Азербайджан, процент сторонников сохранения Союза оказался даже намного выше, чем на территории России.
В некоторых местах число их достигало чуть ли не ста процентов от числа голосовавших. Таким образом, теория известного французского советолога Карер Д’Анкос о разрушительной для советской империи силе мусульманского сепаратизма лопнула, как мыльный пузырь. О чем я в свое время неоднократно и предупреждал.
Не следует забывать, что мусульманская религия тоталитарна по своей сущности, а поэтому довольно легко адаптируется в родственных ей режимах. Недаром на конгрессе Коминтерна в 1925 году его председатель Григорий Зиновьев предлагал объединить в коммунистическом знамени два цвета — зеленый и красный. Не следует забывать также, что экономические проблемы Средней Азии — это не столько проблемы земли или демографии, сколько — воды. Эту воду она может в достаточном количестве получить только с Севера, то есть из России. Помнить, на мой взгляд, следует еще и о том, что благодаря стремительному росту своего населения она, оставаясь в составе СССР, медленно, но неотвратимо втягивает его в азиатскую орбиту, а это тоже ничего хорошего Европе не сулит.
К тому же у Центра остаются многообразные возможности для манипуляций и давления и в тех шести европейских республиках, которые отвергли участие в референдуме. Все они, за исключением, пожалуй, Армении, многонациональны по своему составу, что позволяет общесоюзному руководству осуществлять веками проверенную политику по принципу: «разделяй и властвуй». В этом смысле ситуация в Грузии, где уже происходит кровавая междоусобица между составляющими ее национальными образованиями (явно подогреваемая со стороны), может служить заинтересованным наблюдателям предостерегающим уроком.
Но в свою очередь и западным сторонникам распада советской империи не мешает задуматься над ценой, какую при всех обстоятельствах придется заплатить самому Западу за это довольно сомнительное удовольствие. Ведь все без исключения территории СССР, сделавшие ставку на независимость, рассчитывают в экономическом плане не на свой собственный потенциал, а прежде всего на помощь того же Запада. Есть ли у последнего соответствующие этим претензиям возможности, если он практически оказался не в состоянии сколько-нибудь эффективно изменить экономическую ситуацию в пост-тоталитарных странах Центральной Европы? Представляют ли также в полном объеме в западных странах, какими последствиями грозит им неизбежный наплыв восточноевропейских и русских беженцев? Албанский прорыв в Италию — лишь первая ласточка этого всесокрушающего половодья.
Один только балканский распад обещал вновь, как и много лет назад, превратить этот регион в «пороховой погреб» Европы. Что же нас ожидает, если в такой же, только еще большего, практически глобального, масштаба погреб превратится территория бывшего Советского Союза?
Поэтому мне хотелось бы предостеречь горячих сторонников развала коммунистической империи (хотя в принципе я сам стою за это!) от излишней эйфории по этому поводу. Прежде чем спешить приобрести билет на этот заманчивый поезд, я предлагаю его потенциальным пассажирам, увлеченным предстоящим путешествием в сладостный мир всеобщей независимости от всего и от всех, задать себе вопрос: не отправляются ли они в наше завтрашнее Сараево?
1991
Черная дыра перестройки
В начале мая я вернулся из очередной, третьей по счету, поездки в Москву. И с каждым визитом впечатления от происходящего в стране становятся для меня все более угнетающими. Угнетают даже не пустые полки магазинов, не хмурые очереди возле них, не разруха во всех буквально сферах общественной и социальной жизни, а прежде всего атмосфера всеобщей ненависти всех ко всем и каждого к каждому. Но над всеми фобиями, терзающими теперь современное советское общество, преобладают в первую очередь фобии национальные.
Поэтому меня лично, как человека, как писателя, как, наконец, сопредседателя созданного нами на встрече в Риме Комитета «Национальное согласие» («Римское движение»), из всех современных проблем не только нашей страны, но и человечества вообще и волнует преимущественно проблема национальная, ставшая сегодня уже подлинным знаменем, если не проклятием современности.
Самым угрожающим в нашем разрушительном процессе мне представляется стремительная ливанизация человеческого сознания, когда межнациональные конфликты тут же перерастают в конфликты внутринациональные, когда в недрах еще вчера сплоченных идеей суверенитета народов возникают почти немотивированные междоусобицы, когда, наконец, гражданские и социальные эти распри оборачиваются непримиримым противостоянием всех против всех и каждого против каждого. Во что подобная ситуация может вылиться в самом ближайшем обозримом будущем, об этом мне не хочется даже думать.
Я готов согласиться с теми, кто утверждает: наша страна — это империя, правда, империя особого, идеологического типа, где имперский народ не пользуется никакими политическими или социальными привилегиями перед другими населяющими ее народами. Скорее — наоборот.
Но можно ли назвать империей Чехословакию с ее «нежной революцией», где с зеркальной адекватностью отражаются все происходящие у нас процессы и которая с еще большей, чем у нас, стремительностью разваливается на глазах У всех?
Можно ли также назвать империей Югославию? Едва ли. А между тем национальная рознь в этой стране приобрела не меньший, чем в СССР, накал, в результате чего Балканы вновь, после недолгого исторического перерыва, превращаются в пороховую бочку Европы, а гражданская война уже бушует на границах Италии.
Я готов согласиться с тем, что трагические эти процессы являются следствием порочной национальной политики тоталитарных режимов, но тогда давайте зададимся вопросом: какими мотивами руководствуются сепаратисты самых что ни на есть демократических стран, устилая безвинными жертвами свой героический путь к столь желанному для них суверенитету — в Испании басков, на французской Корсике, в английской Ирландии и прочее, и прочее, и прочее?
Я готов не только согласиться, но и всячески содействовать независимости любого, даже самого немногочисленного народа, но только в том случае, если ее — этой независимости — добиваются законными, сугубо демократическими средствами.
Если же это происходит за счет чуждой, да к тому же еще и чаще всего ни в чем не повинной крови, то я вправе назвать такое явление обыкновенным фашизмом, моральным и нравственным СПИДом нашего времени, подлинной чумой XX века.
Поэтому я убежден, что выход у нас один-единственный: диалог, как бы мучительно труден он ни был. Другого глобуса, увы, нам уже никто не предложит и мы обречены жить рядом друг с другом. В этом фатальном соседстве мы вынуждены или договориться в конце концов, или перегрызть друг другу глотки. Так что выбор у нас невелик. И от того, что восторжествует у нас — разум или эмоции, — зависит, выживем ли мы на этой земле вообще.
