Страндстедет, 30 октября 1878 года.
Вилфред Олаисен. Дина Бернхофт».
Пока бабушка читала, Олаисен сидел с закрытыми глазами. Потом он открыл глаза, вскочил и снова пожал бабушке руку.
— Как вам пришло в голову написать, что право подписи имеет только Олаисен? Это слишком великодушно. Я бы не посмел даже…
— В таких сообщениях это непременно указывается.
Они оба подписали бумагу. Олаисен вложил ее в конверт и запечатал его сургучом.
Так же торжественно сургуч пах и дома. Бабушка убрала письмо в сумку, чтобы потом отправить его.
Олаисен наполнил рюмки. Капнул он и в рюмку для Карны. Но она пить не стала.
Бабушка считала, что им следует нанять больше рабочих, — фундамент должен быть готов к началу зимы.
— Хорошо, что вы начали работу над фундаментом еще без моего капитала. Иначе мы пропустили бы весенний сезон. — Она сунула за ухо ручку Олаисена и начала просматривать документы, которые он положил перед ней. Вскоре она сложила их в пачку. — Я возьму их с собой в гостиницу и верну вам завтра утром.
Олаисен достал оберточную бумагу и бечевку и сделал пакет. Пакет не влез в бабушкину сумку. Сумка и без него была полна.
— А вы не хотите остановиться у нас с Ханной? — предложил Олаисен, вставая, чтобы снова наполнить бабушкину рюмку.
— Нет, мы уже остановились в гостинице. И раз уж мы заговорили о гостинице, поздравьте меня с приобретением. Теперь гостиница принадлежит мне.
— Вам, гостиница? — как топором рубанул Олаисен и упал с носков на пятки. Волосы и щеки у него затряслись.
— Да, я купила «Сентрал Отель». На оформление купчей ушло какое-то время, я была слишком занята нашей верфью. Но теперь гостиница уже моя.
Лицо у Олаисена изменилось. И цвет лица тоже. Он стал ярко-красным. Это ему не шло. Карне почудилось, будто они с бабушкой плывут на льдине. Это было не совсем приятное чувство, но она не жалела, что испытала его.
Олаисен как заколдованный менялся прямо у них на глазах.
Прищурившись, он смотрел на бабушку, словно она бросила в него снежком.
Карну он не замечал. Кашлянув несколько раз, он просипел:
— И бы до сих пор молчали об этом!
— Я не люблю говорить, пока дело не сделано.
И прибавила, что, может быть, в этом и заключается разница между ними.
Олаисен снова сел за стол. Молча стал набивать трубку. Карна видела, что у него как-то странно шевелятся губы. Будто в зубах застряло мясо.
— Я помню, что говорил вам о своем желании купить гостиницу, — сказал он все тем же шипящим голосом.
— Я помню, вы говорили, что хотите построить новую, — поправила его бабушка. — Не спорю, свежие бревна так приятно пахнут!
У Карны вспотели руки.
Олаисен сердито похлопал документами по столу и чуть-чуть двинул свое крутящееся кресло.
— Я считал, что мы компаньоны…
— Что касается верфи — да, что касается гостиницы — нет.
Карна видела, что Олаисен с трудом сдерживает гнев.
Он разозлился, но хотел это скрыть. Вдруг он показался ей очень опасным.
— Значит, что касается гостиницы, мы не компаньоны… Ясно. Ясно.
— Олаисен! Не болтайте чепухи при даме. И перестаньте разыгрывать оскорбление. В деловом мире я и не с таким сталкивалась. Потрудитесь делать хорошую мину при плохой игре, чтобы вашим конкурентам было приятно. А то я начну сомневаться, что правильно выбрала компаньона!
Это была незнакомая бабушка. Она встала.
Олаисен был уже не красный. Он был фиолетовый.
Бабушка надела перчатки и взяла со стола пакет с документами. Когда она проходила мимо Карны, Карна поспешно укрылась в складках ее юбки. Уже у двери бабушка обернулась и сказала почти весело:
— К утру, когда я вернусь со счетами, вы уже свыкнетесь с этой мыслью. Я переименую гостиницу в «Гранд Отель»!
Внизу черный Педер приподнял шапку, хотя его руки были заняты щипцами — он что-то разогревал в сильном пламени. Уже стемнело. И все-таки Карна заметила, как у него светились глаза. Но он ничего не сказал на прощание.
Карна ела фрикадельки и компот из ревеня на десерт в бабушкиной гостинице. Гостиница поразила ее своими размерами.
— А столы и стулья тоже твои? — поинтересовалась она.
— Да. Спасибо, ты мне очень помогла у Олаисена!
— Как помогла?
— Если б тебя там не было, он бы еще больше рассердился на меня за то, что я купила гостиницу.
— Ты правда так думаешь?
— Безусловно! Он видел, что нас двое! — Бабушка была совершенно серьезна.
Она подняла бокал с вином, а Карна — стакан с малиновым соком. Это было торжественно, как в церкви, но гораздо приятнее.
При мысли о церкви у Карны вдруг вырвалось:
— Тебе не хватает Андерса?
— Да, не хватает, чтобы он ходил по дому, спал у себя… Но вообще я уверена, что он сейчас здесь. А ты?
— Ты разговариваешь с ним? — прошептала Карна.
— Бывает. Но не так, как с тобой. Хотя, случается, я говорю с ним и вслух. — Бабушка улыбнулась.
Карна кивнула и опустила глаза в тарелку.
— Люди не должны умирать, — сказала она, и глаза у нее наполнились слезами.
Бабушка замерла, потом ее рука протянулась над столом к Карне.
Карна быстро подняла глаза.
— Я рада, что вернулась домой до того, как он умер, — тихо сказала бабушка.
Они помолчали.
— Ты знала, что он умрет? И потому вернулась?
— Иногда я думала, что могу опоздать… И не только потому, что кто-то умрет… Неожиданно я получила письмо с рисунком… погибшие птенцы гаги. Помнишь? Потом Вениамин и Анна. И конечно, Андерс… Наверное, были и другие причины…
— Я думаю, ты приехала из-за тех разбитых яиц.
— Может быть.
— Ты тоже иногда плохо вела себя?
— Гораздо хуже.
— А что ты делала?
— Я расскажу тебе, когда подрастешь.
Бабушка прикрыла глаза, словно вспоминая то, что было гораздо хуже. Потом посмотрела на Карну и улыбнулась ей:
— Сегодня у нас праздник!
В начале ноября окружной доктор пригласил к себе Вениамина и сообщил ему, что подал прошение об отставке.
Он собирается перебраться на юг и провести остаток старости в городе, где прошло его детство. Там люди картавят и уже с апреля ходят без верхней одежды. Доктор хотел, чтобы Вениамин ходатайствовал о получении его освободившейся теперь должности.
