— Аксель, дорогой, сейчас не время для длинных лекций! — строго сказала бабушка, словно выговаривала человеку, который недостаточно хорошо выполнил свою работу. Аксель согласился с ней, кивнув как будто всем телом.
Олаисен сидел с открытым ртом, он молчал уже давно.
Ханна не спускала глаз с Акселя, словно не верила, что он настоящий. Анна же, напротив, была сердита.
— Разве эпилепсия сидит в животе? — шепотом спросила Карна.
— Нет! — Папа бросил на Акселя сердитый взгляд.
Аксель как будто опомнился. Он страшно покраснел, подошел к Карне и взял ее руки в свои.
— Прости глупого, невоспитанного старика!
Карна одновременно почувствовала прикосновение его кожи и тошноту. Она оттолкнула его и хотела встать. Но лица и предметы уже завертелись вокруг нее. Сперва медленно, потом быстрее, быстрее. Запах тела затянул ее в свою воронку. Упав на что-то, она ощутила острую боль, но где, так и не поняла.
Вилочка для торта оставила красную царапину у нее на щеке. Закатившиеся глаза не заметили королевского датского фарфора. От удара детской головы тарелочка раскололась пополам.
Аксель, стоявший ближе всех, подхватил Карну на руки. Но Вениамин бросился к нему и унес ее из комнаты.
— Меня надо повесить! — сказал Аксель, беспомощно оглядываясь по сторонам.
Ему никто не ответил.
Карна почувствовала на себе папины руки. Узнала слабый запах сигары, когда он, нагнувшись, вытирал ей лицо. И все время он, как обычно, звал ее по имени. В этом мире не было никого, кроме них.
Потом Анна принесла ей чистую одежду и села рядом с ней, а папа спросил, хочет ли она поехать домой. И тогда наконец Карна сказала то, что все время вертелось у нее в голове:
— Ни на какое обследование в Копенгаген я не поеду. Когда они меня увидят, они захотят меня оперировать.
— Никто не будет тебя оперировать! И вообще не заставит делать то, чего ты не хочешь. Будь спокойна. Ты только разбила голову… и фарфоровую тарелку. — Папа улыбнулся, но это была ненастоящая улыбка.
— Почему ни у кого больше не бывает припадков? Только у меня?
— Потому что ты особенная. Многие выдающиеся люди страдали падучей.
— Выдающиеся?
— Да, люди, которые кое-чего добились в жизни.
— Я сейчас только злюсь на него, — бессильно сказала она.
— Это пройдет.
— Папа, прочти мне Евангелие от Матфея, глава семнадцатая, стих пятнадцатый и дальше. Иначе я не смогу дойти до дому, — прошептала она.
Папа пошел за сумочкой, в которой лежала Библия. Она сама раскрылась на нужном месте. И он прочел тихо, но внятно:
— «…сказал: Господи! помилуй сына моего; он в новолуния беснуется и тяжко страдает, ибо часто бросается в огонь и часто в воду; Я приводил его к ученикам Твоим, и они не могли исцелить его. Иисус же отвечая сказал: о, род неверный и развращенный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? приведите его ко Мне сюда. И запретил ему Иисус; и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот час».
Карна вздохнула и закрыла глаза:
— Дело не в голове и не в животе. Дело в вере! Правда, папа?
Глава 9
Биргит рассказала Карне, что люди не верят, будто высокий датчанин — обычный приезжий. Он занял в «Гранде» мансарду, но никогда ничего не заказывает. Еще на пристани люди поняли, что фру Дина и он — добрые знакомые.
— Аксель учился в Копенгагене вместе с папой.
— Почему же тогда он не живет у вас?
— Потому что ему больше нравится слушать рояль, чем пианино. Он ужасно любит рояль.
Биргит подозрительно посмотрела на Карну, но больше вопросов не задавала.
Аксель бродил по верфи, по рыбным фабрикам и болтал со всеми подряд. Карна понимала, что взрослый человек, который днем слоняется без дела, может здесь показаться странным. Люди плохо понимали его язык, хотя кивали ему и улыбались.
Однажды Карна пришла в «Гранд» и услыхала, как Аксель кричит, стоя под Диниными окнами:
— Дина! Если бы не ты, мне бы никогда не пришла в голову мысль похоронить себя в этом тумане вдали от цивилизации!
Бабушка высунулась из окна:
— Ну так перестань жаловаться и уезжай!
— Я останусь, пока меня отсюда не вышвырнут! — крикнул он ей в ответ.
Однажды, собираясь идти домой, Карна увидела в вестибюле Акселя, он простукивал грудь помощнику пекаря.
— Ты разговаривал с окружным доктором, молодой человек? — спросил Аксель.
— Да, но не из-за кашля.
— Ты кашляешь из-за муки?
— Да, но с этим ничего не поделаешь.
— Завязывай рот, когда месишь тесто. Или в один прекрасный день мука тебя задушит. — Аксель сильно хлопнул парня по груди.
И произошло чудо. После того как помощник пекаря стал завязывать рот и нос, когда месил тесто, кашель у него прекратился. С тех пор он постоянно ходил за Акселем по пятам и говорил, что больше не кашляет.
Иногда Аксель плавал на рыбалку. Карна слышала, как он жаловался бабушке, что совсем не умеет грести. Тогда Карна предложила поехать с ним в следующий раз, чтобы он не утонул.
Вообще с Акселем было интересно. Он вытягивал в лодку всю рыбу подряд. Любую — и крупную, и мелкую. И записывал в записную книжку ее размер и название. А потроша рыбу, отрезал от нее чуть не половину.
— Не умею чистить рыбу, — признался он Карне.
Грести с таким большим пассажиром было трудно. Иногда он сидел на корме и как будто дремал. Но вдруг начинал мурлыкать какие-то мелодии. Карне они не нравились.
— С твоей стороны было очень великодушно предложить мне свои услуги. Ведь ты на меня сердишься, — сказал он однажды.
— Откуда вы это взяли?
— Я не слепой.
Она задумалась над его словами и перестала грести. Потом решила: была не была.
— Я хотела побить вас каменьями за распутство!
Аксель вздрогнул и выпрямился.
— Вот черт!.. За что же это?
— За то, что вы с бабушкой были любовниками, хотя по Божьей заповеди она принадлежала тогда Андерсу.
— Почему же только меня, дитя мое? Ведь нас было двое.
— А вы слышали, чтобы кто-нибудь побил каменьями свою бабушку?
Он долго смотрел на нее, потом грустно сказал:
— Нет, должен признаться, не слышал.
Карна снова спокойно начала грести.
— И когда же ты собиралась побить меня каменьями?
