— Я напишу для вас еще один рассказ о них, — пообещала Эмили.
Когда новый рассказ был написан и прочитан, тетя Элизабет заметила, что была бы не прочь услышать и третий.
— Эти Апплгаты очень забавны, — сказала она. — Среди моих знакомых были люди, похожие на них. И тот маленький мальчик, Джерри Стоув… Что стало с ним, когда он подрос, бедный ребенок?
III
В тот же вечер у Эмили возник отличный план. Она праздно сидела у окна своей комнаты, довольно уныло глядя на холодные луга и серые холмы, над которыми дул наводящий тоску, пронизывающий ветер. Ей было слышно, как шуршат под его порывами сухие листья возле ограды сада. Упало несколько больших белых снежинок.
В тот день она получила письмо от Илзи. Картина Тедди «Улыбающаяся девушка» произвела настоящую сенсацию на одной из художественных выставок в Монреале и была отобрана для демонстрации в Парижском салоне
[53]
.
«Я вернулась с побережья как раз вовремя, чтобы увидеть ее в последний день перед закрытием выставки, — писала Илзи. — И на ней изображена ты, Эмили. Да, ты. Тот старый портрет, который он сделал много лет назад, только завершенный и приукрашенный, ну тот, из-за которого ты так злилась на твою тетю Нэнси, когда она оставила его у себя, помнишь? Так что ты теперь улыбаешься с холста Тедди. Критики наговорили немало всего на своем профессиональном жаргоне о красках, и о технике, и „восприятии“. А один сказал: „Улыбка девушки на этом портрете будет так же знаменита, как улыбка Моны Лизы“. Я сама сто раз видела эту улыбку на твоем лице, Эмили — когда ты смотрела на то незримое, что называла своей вспышкой. Тедди уловил саму душу этой улыбки, не насмешливой, вызывающей улыбки Моны Лизы, но улыбки, которая наводит на мысль о каком-то чудесном, как шепот вечности, секрете, который ты можешь раскрыть нам, если захочешь… Секрете, который сделает каждого счастливым, если только мы услышим его от тебя. Думаю, это обманчивое впечатление: этот секрет известен тебе ничуть не больше, чем всем нам. Но своей улыбкой ты словно намекаешь, что знаешь тайну, и этот намек великолепен. Да, твой Тедди — гений. И доказательство этому — улыбка на портрете. Какое это чувство, Эмили, когда осознаешь, что вдохновила гения? Я отдала бы годы жизни за такой комплимент».
Эмили не совсем понимала, «какое это чувство». Но она, несомненно, была немного сердита на Тедди. Какое право имел он, презревший ее любовь и равнодушно отвергнувший ее дружбу, нарисовать ее лицо, ее душу, ее тайные видения… и выставить на всеобщее обозрение? Конечно, он говорил ей в детстве, что собирается так поступить… и она тогда согласилась. Но с тех пор все изменилось. Все.
Ну, а как же быть с рассказом, продолжения которого так хотела тетя Элизабет — такая же ненасытная, как Оливер Твист
[54]
. Придется написать еще одно продолжение… И вдруг в голову Эмили пришла чудесная идея. Что, если она вместо серии рассказов напишет книгу? Не такую, как «Продавец снов», разумеется. Вернуть былое вдохновение уже невозможно. Но Эмили мгновенно мысленно увидела новую книгу — увидела целиком остроумную искрометную человеческую комедию. Она сбежала вниз к тете Элизабет.
— Тетечка, как вы отнесетесь к тому, что я начну писать для вас книгу об Апплгатах — тех людях, о которых говорится в моем рассказе? Писать только для вас, по главе каждый день.
Тетя Элизабет постаралась скрыть свой живой интерес к этому предложению.
— Что ж, напиши, если хочешь. Я была бы не прочь послушать о них. Только, пожалуйста, не вставляй в свою книгу никого из наших соседей!
Эмили не вставила никого из соседей, да ей это было и не нужно. Персонажи в изобилии рождались в ее воображении, требуя для себя имени и места на страницах ее рукописи. Они смеялись, и смотрели со злостью, и плакали, и танцевали, и даже немного влюблялись. Тетя Элизабет отнеслась к этому терпимо, полагая, что невозможно написать роман без «чуточки любви». Каждый вечер Эмили читала очередную главу. Тетя Лоря и кузен Джимми получили возможность слушать ее вместе с тетей Элизабет. Кузен Джимми был в восторге. Он не сомневался, что это самая замечательная история из всех когда-либо написанных.
— Я снова чувствую себя молодым, когда слушаю тебя, — сказал он.
— Иногда мне хочется смеяться, а иногда плакать, — призналась тетя Лора. — Когда я ложусь спать, мне трудно уснуть: я все думаю, что случится с Апплгатами в следующей главе.
— Неплохо, — признала тетя Элизабет. — Только я хотела бы, чтобы ты вычеркнула то, что там сказано о жирных кухонных полотенцах Глории Апплгат. Миссис Фрост, жена Чарли Фроста из Дерри-Понд, подумает, что ты имеешь в виду ее. У нее полотенца всегда жирные.
— Щепки должны отчего-то загореться, — сказал кузен Джимми. — Глория забавна в книге, но жить с ней бок о бок было бы невыносимо. Слишком уж она занята спасением человечества. Кто-то должен сказать ей, чтобы она просто почаще читала Библию.
— А мне не нравится Сисси Апплгат, — сказала тетя Лора извиняющимся тоном. — У нее всегда такой высокомерный тон.
— Мелкий умишко, — заметила тетя Элизабет.
— А я терпеть не могу старого Джесси Апплгата! — свирепо воскликнул кузен Джимми. — Человек, который пинает кошку только для того, чтобы дать выход своей злости! Я прошел бы двадцать миль, чтобы дать по физиономии этому старому дьяволу. Но… — добавил кузен Джимми с надеждой, — может быть он скоро умрет.
— Или исправится, — милосердно предположила тетя Лора.
— Нет, нет, Эмили, не давай ему исправиться, — сказал кузен Джимми встревоженно. — Убей его сразу, если это необходимо, но не исправляй его. Зато я хотел бы, чтобы ты изменила цвет глаз Пег Апплгат. Мне не нравятся зеленые глаза… никогда не нравились.
— Но я не могу их изменить. Они зеленые, — запротестовала Эмили.
— Ну, тогда хотя бы бакенбарды Эйбрахама Апплгата, — попросил кузен Джимми. — Мне нравится Эйбрахам. Веселый малый. Неужели он не может обойтись без баков, Эмили?
— Нет, — твердо отвечала она, — не может.
Как они не могут понять? У Эйбрахама были бакенбарды, ему нужны бакенбарды, он твердо намерен их иметь. Она не могла изменить его.
— Самое время вспомнить, что на самом деле эти люди не существуют, — упрекнула всех тетя Элизабет.
Но однажды — Эмили считала это своим величайшим триумфом — тетя Элизабет засмеялась. Ей сделалось так стыдно от этого, что она даже не улыбнулась на протяжении всего последующего чтения.
— Элизабет полагает, что Богу неприятно слышать наш смех, — шепнул кузен Джимми Лоре, прикрыв рот рукой. Если бы Элизабет не лежала в постели со сломанной ногой, Лора улыбнулась бы. Но улыбаться в таких обстоятельствах казалось неуместным.
