Кэт отпихивает его руку, нажимает на педали, чтобы оказаться от него подальше. Она почти ничего не видит перед собой в темноте сквозь толщу дождя и с трудом переводит дыхание от клокочущей ярости. Джордж не вернулся, однако она все равно крутит педали во всю мочь, велосипед бешено петляет по лужам, по узким каменистым тропкам. Лишь бы оказаться подальше от дома викария, лишь бы хоть на минуту почувствовать себя свободной.
Глава седьмая
Эстер слышит, как подъезжает к воротам повозка, запряженная пони, под ложечкой что-то радостно екает, как в детстве, и радость смешивается с облегчением. Она торопится к парадной двери и машет сестре и своим племянникам, пока те выбираются из повозки, а мистер Баркер расстегивает ремни, которыми привязан багаж, и составляет его на землю.
— О-о-о, вот с этим, пожалуйста, поосторожнее! Тут очень хрупкое! — кричит Амелия.
Мистер Баркер стискивает зубы под своими усами и угрюмо кивает.
— Амелия, дорогая! Как я рада тебя видеть! Идите сюда, дети, дайте-ка я на вас посмотрю, — зовет Эстер. Она останавливает детей на расстоянии вытянутой руки: одиннадцатилетнего Джона, у которого песочного цвета волосы и худощавое лицо, да и сам он кожа да кости, и восьмилетнюю Элли, пухленькую и жизнерадостную, со светло-серыми глазами и ямочкой на подбородке, как у фарфоровой куклы. Ее сине-белая матроска туго обтягивает кругленький живот и совсем помялась за время путешествия. «Я в ее возрасте была точно такой же», — думает Эстер, ощущая почти болезненный приступ любви к племяннице. — Боже мой, как же вы выросли! Я вас просто не узнаю! Невероятно! — восклицает она.
Элли улыбается, зато Джон чуть закатывает глаза, а потом смотрит в землю, от смущения шаркая ногами.
— Джон, не делай такого лица! Поцелуй тетю, — резко наставляет его Амелия.
— Ну же, ну же! — Эстер опускается на корточки и улыбается детям. — Мне не нужны вымученные поцелуи, только те, которые от души. Что скажешь, Джон?
Племянник Эстер придвигается к ней и быстро целует в щеку, а Элли раскидывает руки для объятий, в которые Эстер с радостью ее заключает.
— Побегайте пока по саду, разомнитесь, дети. Марш! Когда станет жарко, приходите, я дам вам лимонаду! — кричит она им вслед, когда они с облегчением топают прочь и скрываются за высокими цветочными бордюрами и залитыми солнцем кустами.
— О, слава богу! — выдыхает Амелия, опуская сумочку и обнимая сестру. — Джон всю дорогу вел себя отвратительно. Он не виноват, просто он расстроен, что отец с нами не поехал…
— Да, а где же Арчи? Разве он не собирался приехать?
— Собирался, вплоть до самой последней минуты. Прости меня, Этти! Это так на него похоже — у него была назначена встреча в клубе, о которой он мне сразу не сказал, а потом и сам позабыл. Но я здесь, и дети тоже, и я не сомневаюсь, что мы прекрасно проведем время и без него. — Амелия улыбается. Она на пять лет старше Эстер и обладает грацией и изяществом, которым младшая сестра всегда завидовала.
У Амелии кошачьи скулы и узкий подбородок, синие, с миндалевидным разрезом глаза. Когда она в первый раз выехала в свет, весь сезон все только и обсуждали ее красоту, но теперь на щеках и под глазами у нее залегли легкие впадины, кожа утратила сияние юности.
— Эми, ты какая-то усталая. Ты здорова? — спрашивает Эстер настойчиво. Улыбка Амелии немного меркнет, и, к ужасу Эстер, на глаза наворачиваются слезы, блеснувшие на солнце. — Эми, в чем дело? Что-то случилось? — спрашивает она, хватая сестру за изящные руки с длинными пальцами.
— Не здесь, — говорит Амелия, понижая голос, когда в коридоре у нее за спиной появляется Кэт. — Мы расположимся в наших прежних комнатах?
— Э… Нет, к сожалению, в детской спальне теперь живет мистер Дюрран… Я подумала, что будет невежливо переселять его, поскольку он там уже несколько недель и успел прижиться…
— Да, ты говорила, — отзывается Амелия, усмехнувшись.
— Кэт приготовила для детей западную спальню, я уверена, что там им будет хорошо.
— Кто-нибудь поможет девушке нести наверх наш багаж? — спрашивает Амелия, глядя на тонкие руки и хрупкие плечи Кэт, которая поднимает один из чемоданов, откидываясь назад всем телом, чтобы оторвать его от земли.
— Я справлюсь, мадам, спасибо, — проговаривает Кэт сквозь стиснутые зубы, с трудом дыша.
— Стойте, позвольте я, — говорит Робин Дюрран, появляясь в дверном проеме. Он забирает у Кэт чемодан, легко принимая из ее рук, и заносит в прихожую.
— О! Мистер Дюрран… как любезно с вашей стороны. Позвольте представить вам мою сестру, миссис Амелию Энтвисл. Эми, это наш гость, теософ мистер Робин Дюрран, — произносит Эстер, стараясь, чтобы тон не выдал ее. Она сама не знает точно, что именно пытается скрыть, однако в последнее время постоянно скрывает что-то. Совершенно точно, скрывает.
Робин деликатно пожимает руку Амелии.
— Счастлив познакомиться, миссис Энтвисл, — говорит он, улыбаясь своей широкой, обезоруживающей улыбкой, и Амелия невольно улыбается ему в ответ.
— Взаимно, — отвечает она.
— Я сейчас на станцию, а потом в Рединг. Надо уладить несколько дел… Однако я надеюсь, что буду иметь удовольствие увидеть вас за обедом, миссис Энтвисл. Если уж я собрался в город, не найдется ли у вас для меня поручений, миссис Кэннинг? — Он обращает свой смеющийся взгляд на Эстер, которой очень трудно выдержать его.
— Нет, спасибо, мистер Дюрран. — Она отвечает резче, чем ей хотелось бы.
— В таком случае, леди, желаю вам хорошего дня. — Он отвешивает им насмешливый поклон и неторопливо идет к воротам.
Когда он исчезает из виду, Амелия оборачивается к сестре и окидывает ее оценивающим взглядом.
— Нам нужно многое сказать друг другу, — говорит она, когда они входят в дом.
В холле Кэт снова берется за тяжелый чемодан, оставленный Дюрраном.
Сестры устраиваются в тени вишневого дерева на задней террасе дома, где легкий ветерок колышет замерший воздух. Они сидят на ажурных металлических стульях, которые так нагрелись, что обжигают ноги даже через юбки. Амелия изящно обмахивает лицо красивым шелковым веером, не сводя внимательного взгляда с детей, которые носятся по всему саду, играя во что-то «серьезное»: глаза у них сощурены, брови нахмурены.
— Не помню такого жаркого лета! — восклицает она наконец. — По дороге сюда мы проезжали мимо детей, которые играли на улице, и знаешь, что они делали? Макали соломинки в пузыри расплавленного гудрона и приклеивали их к сараю, составляя буквы и картинки! Представь себе, расплавленный гудрон в десять часов утра!
— Невероятно. Эта жара меня доконает, — говорит Эстер.
— Меня тоже. А ты не упоминала в письмах, что этот мистер Дюрран такой…
— Какой такой?
— Такой молодой и красивый, — говорит Амелия, внимательно глядя на сестру.
