— Ах, Ваше Величество! Мой отец король Генрих когда-то разрешил Луизе Шарли-Лабе издавать свои стихи безо всякого надзора. Но кто был бы вправе надзирать, если все ее стихи о любви. Она воспевала любовь так, как может воспевать только страстная и много любившая женщина.
— Вы меня пугаете, мадам. В столь юном возрасте рассуждать о любви так, словно вы познали все в жизни…
— Все? О нет! Но послушайте, разве она не права?
Какой броней ни укрепляйте грудь,
Любовь ее пронзит когда-нибудь,
И чем враждебней к ней вы были вчуже,
Тем в рабстве у нее вам будет хуже.
Не осуждайте строго бедных жен,
Которых поражает Купидон.
И те, что выше нас неизмеримо,
Оказывались так же уязвимы:
Гордыня, красота, происхожденье
Их не спасали от порабощенья
Любви; и ей доступнее всего
Над лучшими из лучших торжество.
— Вы так хорошо знаете произведения мадам Лабе?
— Да, хотя не только ее.
— И все о любви?
Маргарита изумленно посмотрела на будущую свекровь:
— Нет, нет. Но стихи Лабе я люблю очень.
Жанна подумала, что Маргарите будет трудно с Генрихом, а самому грубоватому Генриху с утонченной супругой. Но жаль при этом Жанне д'Альбре будущую невестку не стало, напротив, пожалела сына, ведь ему придется сдерживаться.
Сама невеста вовсе не была о женихе хорошего мнения, она знала Генриха с детства, с того времени, когда при дворе еще жил его отец Антуан де Бурбон. Генрих действительно грубый мальчишка, весьма неряшливый и не слишком разборчивый в своих связях. То, что Маргарита услышала о своем женихе, подтверждало: за годы отсутствия при французском дворе ни чистоплотней, ни элегантней Генрих не стал. По-прежнему его любимое блюдо — яичница с чесноком, а под ногтями полоски грязи.
Оставалась одна надежда, что папа римский попросту не даст разрешения на этот брак. Либо затянет так надолго, что разговоры о свадьбе сами собой сойдут на нет.
— Мадам, вы случайно не падали в последнее время?
Голос у акушерки неуверенный, но встревоженный. Маргарита, которая попросила ее посмотреть из-за непрекращающихся болей внизу живота, закусила губу, пытаясь для себя решить, можно ли откровенно говорить об избиении. Решила, что нет, просто кивнула:
— Да, с лошади…
— Боюсь, вы упали слишком сильно, последствия будут плохими. Нужно было сразу после этого полежать в постели.
— Я лежала, целую неделю… но не помогло. Все равно болит…
— Вам стоило сразу позвать меня.
«Ну да, чтобы ты увидела синяки по всему телу и лицу?» — мысленно фыркнула Маргарита, но промолчала.
— Я дам вам обезболивающую настойку, и подвяжем низ живота. Кроме того, постарайтесь не танцевать хотя бы несколько недель.
— Как это не танцевать, если у меня свадьба?
— Боюсь, свадьбу придется перенести. Если вы не убережетесь сейчас, то можете остаться бесплодной… У вас может не быть детей.
Принцесса едва не закричала от радости, она закивала:
— Да, конечно, нужно сказать об этом королеве…
Но зря Маргарита радовалась, Екатерина Медичи вовсе не была настроена ни отменять свадьбу, ни даже переносить ее.
Услышав от акушерки об осложнениях, королева-мать уставилась своими выпуклыми глазами в лицо женщины:
— Вы кому-то говорили об этом?!
— Нет, мадам, только самой принцессе и вам…
— Не смейте больше произносить таких слов, принцесса здорова, и у нее все в порядке!
— Да, мадам, но она действительно сильно ударилась, когда упала с лошади…
— Это она вам сказала?
— Да.
Королева приказала немедленно позвать дочь.
Маргарита, знавшая, что акушерка отправилась к королеве, была весьма довольна. Теперь у нее появился шанс если не отменить, то хотя бы отложить свадьбу, а там кто знает, как повернет. Правда, Генрих де Гиз уже женат, но ведь его сердце все равно принадлежит ей…
Однако одного взгляда на мать было достаточно, чтобы понять, что надежды напрасны, и все же Маргарита сделала попытку:
— Мадам, мне необходимо время, чтобы восстановить здоровье после падения с лошади… Я должна лежать…
Акушерка старательно отводила взгляд в сторону, ясно, что ничего не получится. И все равно:
— Иначе у меня может не быть детей…
— Кто это вам сказал?
Маргарита кивнула на акушерку, прекрасно понимая, что та просто откажется от собственных слов, королевский взгляд заставлял делать это и не таких стойких.
— Мадам Марсель не вполне уверена в произнесенных словах. Не так ли, мадам?
— Да, конечно, я сказала лишь предположительно… Принцессе нужно поберечься, не ездить пока верхом… не танцевать…
Под внимательным взглядом королевы она быстро поправила сама себя:
— Много не танцевать…
— Вы свободны, — махнула ей рукой Екатерина и так же знаком подозвала дочь к себе. Дождавшись, пока акушерка выйдет из комнаты, спокойно посоветовала: — Если уж вам так хотелось отложить свадьбу, могли бы найти другой повод.
У Маргариты выступили слезы:
— У меня действительно все болит.
— Вы не собираетесь кричать об этом на весь дворец?
— Нет, но я намерена сказать об этом королеве Наварры и моему жениху. Они должны знать.
Несколько мгновений, которые показались Маргарите вечностью, Екатерина Медичи смотрела в лицо дочери, потом устало вздохнула:
— Идите к себе и ложитесь в постель. Вы ведь должны лежать? Вот и лежите.
Немного погодя королева сама принесла дочери обезболивающее и настояла, чтобы та выпила. Проваливаясь в сон, Маргарита подумала, проснется ли вообще. Ей уже не хотелось открывать правду будущей свекрови или мужу. Не будет детей, и ладно, мать вон едва не умерла, рожая последних двойняшек. А уж рожать от Генриха Наваррского Маргарита не желала вовсе.
Наконец удалось договориться по всем вопросам, Маргарите срочно увеличили ее вдовью долю и само приданое, добавили драгоценностей в качестве подарков, уже из своей Наварры был вызван сам Генрих, уже начали съезжаться в Париж будущие гости. Против этого брака были, казалось, все: и католики, и протестанты, но упорство королевы-матери способно пробить любую стену. Оставалась только одна — разрешение папы, без него ни один епископ не решился бы венчать столь странную пару. Все прекрасно понимали, что, если разрешения не будет, Жанна д'Альбре не согласится либо действительно потребует перехода невесты в протестантство. На это надеялась и Маргарита. Не будучи слишком набожной, она тем не менее твердо отказалась становиться гугеноткой. Жанна слабо улыбнулась: посмотрим, милочка, как ты запоешь в Беарне…
