Джеймс вдруг пошатнулся и опустился на колени. Лавинии показалось, что сейчас он прочтет молитву, но он закашлялся, и на губах у него вскипела кровавая пена.
Дэшвуд тронул кончиком туфли соляной круг.
Туфля рассыпалась прахом, он поморщился.
«Да будет помощь Твоя в делах моих, ибо дела мои – в угоду Тебе!» – продолжали бормотать медменхемские братья.
– Отдай мне то, что принадлежит тебе не по праву. Я буду лучшим хозяином твоей силе.
Джеймс поднес ладонь к лицу, и ему на пальцы полилась струйка крови из носа. Он пошатнулся и мазнул по груди Лавинию, которая упала на колени рядом с ним, прижимая его к себе.
Джеймс хотел что-то сказать…
– Silentium! – рявкнул Дэшвуд. – Ну, и что же теперь будет делать миледи?
Не отводя от призрака взгляда, Лавиния залезла в карман Джеймсу и нащупала пороховницу с солью, а заодно флакон со святой водой. В довершение вынула револьвер из своего кармана, взвесила на ладони.
– Пули у меня серебряные. Я заказала их у своего ювелира специально для подобных прогулок, как сегодняшняя. Вы не первый и не последний, и даже не самый страшный из тех, с кем мне приходилось иметь дело.
Бык вздымает Уильяма на рога, как тряпичную куклу. Сэр Генри протягивает ей книгу и наблюдает, как она меняется в лице, увидев фронтиспис. Мистер Хант, брызгая слюной, втолковывает ей про «Билль о полукровках». О, сэр Фрэнсис, вы даже не представляете…
– Друг ваш переоценил свои силы…
– Зато я трезво оцениваю свои. Я действую не магией, а простыми грубыми методами. Святая вода, соль, серебро. И моих запасов хватит, чтоб всех вас отправить к черту на рога, – сказала она, прижимая голову Джеймса к груди. Ткань амазонки пропиталась его кровью и липла к коже.
…Только бы руки не задрожали. Никогда еще она не сражалась с призраками чернокнижников, настолько могущественными, что они причинили вред охотнику, защищенному соляным кругом. Но что-что, а самоуверенно лгать Лавиния умела. Ведь откликалась же на «миледи» и бровью не поводила, хотя какая из нее леди? На ее месте леди бы в конвульсиях билась.
Она убрала обратно револьвер: на самом деле он не понадобится. Насыпала в ладонь соль. Окропила ее святой водой.
– Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae…
[2]
Она много раз слышала этот канон, когда жила в Италии. Простая и строгая красота латинских слов позволила запомнить эти слова символа веры на латыни легко, как запоминались стихи Шекспира или Джона Донна.
«Если просвещенные члены клубов признавали существование дьявола, то не являлось ли это подтверждением их веры в Бога? – говорил Джейми. – Если есть ад, должен быть и рай».
Сейчас проверим.
– Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum…
[3]
Дэшвуд поморщился и отступил от соляного круга.
Обхватив Джеймса, она помогла ему подняться, а сама держала наготове соль со святой водой – швырнуть в Дэшвуда, если он возобновит атаку. Она уже поняла: сильный здесь – он. Остальные – призраки, вызванные волей Дэшвуда.
И тут то ли Джеймс смог собраться с силами, то ли Дэшвуд ослабил напор, но вернулся холод. Невыносимый, убийственный холод, превративший в иней всю влагу на осклизлых стенах часовни. И ветер, взметнувший соль из круга – и ударивший ею в монахов, как картечью. Ветер с крупицами соли развеял тени.
Лавиния тоже швырнула свою соль – просто потому, что ей хотелось поучаствовать в битве. Но все уже исчезли. Только они вдвоем, обнявшись, стояли посреди пустой, обледенелой часовни.
– Лавиния, – прошептал Джеймс.
И тут у него снова начали подламываться колени, и он упал бы, если бы ее объятия не были такими крепкими. Совсем не как у леди.
5
По пути до фаэтона им пришлось несколько раз останавливаться, чтобы отдохнуть. Они не говорили ни о чем, чтобы не тратить понапрасну силы и время. Стремительно темнело, ведь в это время года даже полдень кажется сумерками, стоит только набежать тучам.
Джеймс взобрался на место пассажира и без сил откинулся на сиденье.
– Прости. Я был слишком самонадеян. Он оказался могущественнее, чем я ожидал, а я… перед этим я показывал тебе фокусы, похвалялся, как мальчишка… как в детстве… помнишь?
– Джейми, не надо.
– Я растратил всю свою силу. Подверг тебя опасности.
– Я за этим сюда и ехала. Ради опасности. Кажется, ее хватило сполна. Я доказала, что мне можно доверять?
– Да. Жаль, ты не видела себя со стороны. Когда ты говорила с ним, от тебя исходило сияние…
Он говорил так тихо, что ей пришлось приблизить ухо к его губам.
– Как только я восстановлю силы, нужно будет поехать в Вест-Вайкомб. Проверить церковь и мавзолей, где хранится сердце…
– Все верно, но сначала нужно поспать. Хотя рюмка коньяка тебе тоже не повредила бы, но у меня его, к сожалению, нет… Джейми, что ты сказал?
– Твои волосы, – прикрыв глаза, шептал Джеймс.
– С ними что-то не так? – на всякий случай она дотронулась до локонов. От них и правда разило серой – вот удивится Грейс, когда придет расчесывать госпожу на ночь!
– Не отрезай их никогда… пообещай, что не отрежешь…
От горячки у него начинался бред, догадалась Лавиния, и хлестнула лошадей, поспешая прочь из Медменхема. Вот так же везла она спящую Агнесс в тот день, когда Джеймс снова явил свою силу фейри. Только в тот день она была в безграничном отчаянии. А сегодня счастлива, хотя к счастью уже подмешивалась тревога.
Когда ее карета остановилась у дома Линденов, она чуть тронула спящего Джеймса за руку и поразилась тому, какой горячей была его кожа – словно впитала в себя жар адского пламени. Полыхало и лицо, покрытое бисеринами пота. Как ни трясла она его за плечи, как ни называла по имени, Джеймс не открывал глаз, и его ресницы, казалось, вплавились в кожу, которая была как раскаленный воск. Он впал в забытье.
Глава девятая
1
Трезвон оторвал Агнесс от пялец, заставив опрометью броситься из гостиной, хотя он и мертвых мог бы поднять из могил. На бегу девушка успела подумать, что за ней вновь прислали из Виндзора или сам принц-консорт приехал попенять ей за то зарытое в кадке овечье сердце, однако оба варианта развития событий были щадящими в сравнении с тем, который ждал ее на пороге.
– У вас в доме есть слуги мужского пола или хотя бы горничная? Вижу, что нет, раз мне отпирает сама барышня.
