На мой вопрос: «А как же вы сами?» — дядюшка хитро улыбнулся и пояснил: «А я официально никакой должности и не занимаю. Так… Друг семьи».
По всей Руси объявлен всенародный праздник, кульминацией которого станет Ромкина официальная коронация. Все средства массовой информации освещают предоставленные им, еще недавно засекреченные материалы о Рюрике, о лирянах, о «пчеловодах», об операции по доставке меня из двадцатого века, о клятве русского народа Романовым, данной на Великом Земском соборе в семнадцатом веке и нарушенной в двадцатом, о том, как Рюрик боролся с нами, а мы с ним… Так что я нынче — национальный герой.
И только. Царем я быть перестал, еще не успев стать им. Впрочем, лично я такому раскладу только рад. Какой я, к дьяволу, царь? А вот Ромка… Он готов к этой роли. А если и не готов, то у него есть время подготовиться.
… На его пышной коронации мне пришлось затянуться в корсет: имплантат в позвоночнике был еще слишком слаб. Зато гравитат позволял мне обходиться без костылей и иных приспособлений. Впрочем, не касаясь земли, передвигался не только я.
Ромка был великолепен. Расшитые драгоценными камнями бархатные одежды сверкали и переливались на нем всеми цветами радуги. На всем пути от царского дворца до храма Христа Спасителя (копии того, что был восстановлен в конце двадцатого века) перед Ромкой раскатывали златотканый ковер. Но это была чистейшей воды условность, ведь он плыл над этим ковром, не ступая на него.
А за руку его держал архиепископ уничтоженного Рюриком храма Николая Второго, старец Арсений. На том, чтобы вел Ромку к трону именно он, настоял я, ведь, как выяснилось, это он, отец Арсений, рискуя жизнью, загрузил в свою шлюпку мощи Николая II, а значит, только благодаря ему стало возможным доказать, что Ромка — потомок великой династии.
За ними плыли Ляля, я и дядюшка Сэм. Справа и слева, на шаг позади нас, также чуть над землей, двигались две колонны гвардейцев-«пчеловодов» с оркестром, играющим гимн России. Люди, толпящиеся вокруг, выглядели радостно, и я понял, что россияне, во всяком случае те, кто пришел сюда, довольны таким поворотом дел.
В церкви у меня разболелась спина, но я, находясь в полуобморочном состоянии, из чувства долга выстоял-таки, точнее провисел, процедуру, мало, правда, что запомнив из нее. Но я слышал, как вновь была произнесена древняя клятва, данная почти тысячу лет назад, и видел, как на голову Ромке была возложена шапка Мономаха. Как ни странно, она не смотрелась нелепо на детской голове, то ли это была уменьшенная ее копия, то ли она мистическим образом подстроилась под наконец-то объявившегося законного хозяина… Все возвращалось на круги своя, и по тому, как были настроены люди вокруг, я чувствовал, они верят: Россия возродится.
Боль отпустила лишь за пределами храма. Вечерело, и под открытым небом царила полутьма. Сперва я удивился, почему не работает обычная уличная иллюминация, но ответ подоспел тут же. Полутьма эта была создана искусственно, чтобы еще ярче, еще эффектнее выглядел праздничный фейерверк.
Только мы ступили за церковный порог, как грянул гром, и в грудь мне ударила взрывная волна такой силы, что я с трудом удержался на ногах… А миг спустя в вечернем небе я увидел… себя! Это было мое лицо, мой портрет, составленный из тысяч разноцветных огней различной световой интенсивности. Мое лицо висело над Кремлем не более десяти секунд, затем черты его словно бы сплавились, расплылись и опали пестрыми искрами. Грянул новый залп. С шипением ракеты взвились в небо, и миг спустя там возникло лицо Ромки с царской короной над ним. Я почувствовал, как защемило сердце в моей груди.
Бедный мальчик, плоть от плоти моей, ему не дадут побыть ребенком, ему не позволят испытывать нормальные человеческие чувства… И именно в этот миг я ощутил, что кто-то тронул мою руку. Я оглянулся. Это был Ромка.
— Папа, — сказал он. — Ты не бойся. Я нормальный. Я думал о том, как быть царем, если ты еще ребенок.
— И что же ты решил? — спросил я, прекрасно сознавая, что сам я не смог бы ответить на этот вопрос, задай его мне он.
— Дедушке Сэму можно верить? — спросил он меня вместо ответа. «Дедушка Сэм». Как это трогательно.
— Думаю, да, — осторожно отозвался я.
— Я тоже так думаю, — заявил Ромка. — И я решил: пусть пока что всеми делами занимается он. А я буду просто расти. Я хочу понимать своих подданных, а для этого я должен оставаться НОРМАЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ.
— Наверное, ты прав, — кивнул я. — Но думаю, нельзя сейчас полностью устраняться от дел…
— Нет, нет, — перебил меня Ромка. — Я буду выслушивать отчеты, проверять и советоваться с тобой.
— Со мной? — удивился я. — Вряд ли я могу служить авторитетом.
— Ты НОРМАЛЬНЫЙ, — отозвался он. — Я тебя люблю.
… Пока я выздоравливал, мы с Лялей попутешествовали по Москве. Сказать по правде, полный отстой. Хотя дядюшка утверждает, что нужно знать места… Есть тут и Арбат, и даже Ленинские горы… Однако это — не более чем названия… А общее впечатление у меня сложилось очень скверное. Бестолковая суета огромного количества людей.
Технические ухищрения вроде самодвижущихся дорожек, гравитата и текучей мелопластики создают ощущение простора, но я никак не мог отделаться от мысли, что, если все это вдруг выйдет из строя, случится настоящая катастрофа. Хотя, возможно, это моя личная фобия. Житель семнадцатого века, попав в двадцатый, тоже, наверное, сокрушался бы по поводу нашей зависимости от наличия электричества…
В минуты просветления я осознавал, что на самом деле все не так уж и плохо, а главное, я удостоверился, что мир вовсе не катится в тартарары, как мне нередко казалось в двадцатом веке. Да, он усложняется, но отнюдь не собирается самоуничтожаться, а, напротив, развивается и процветает. Другое дело, что мне, выросшему в патриархальном двадцатом веке, тут как-то неуютно. И ни капельки не хочется привыкать… Бродяжничать с джипси было как-то проще и интереснее, но возвращаться к тому образу жизни я тоже не собирался: раньше у меня была цель, а теперь она достигнута…
Поэтому, когда Ляля предложила мне посетить планету Блиц-12ХЬ, я с радостью согласился. А после недолгого пребывания в качестве гостей мы уговорили дядюшку, и он сделал нас с Лялей официальными дипломатами на ней. Эта планета сразу понравилась мне, еще в тот наш первый, вынужденный визит, а теперь — тем более. Мне нравится эта природа, эта тишина, мне нравятся эти напрочь лишенные агрессии волчата… Мы очень сдружились с Учителем Шкуном, и я надеюсь, что эта дружба будет залогом мирного сосуществования наших видов.
Несмотря на то, что Ромка теперь — самый настоящий царь, большую часть времени он проводит тут же, с нами. При этом он не прерывает учебы: несколько придворных наставников сопровождают его всюду, а научные знания он предпочитает получать от учителей-лирян. Лично я считаю, что лучших педагогов, нежели лиряне, с их болезненной тягой к справедливости и безграничной любовью к детям, на свете просто нет… Вам кажется это ненормальным? Ничуть. Все в российской традиции. Кем по национальности были гувернеры у русских детей из высшего света сразу после нашествия Наполеона? Конечно же, французами…
