В тот момент, когда он собирался позвонить, двое мужчин в холщовых брюках и куртках вынесли из дверей гроб светлого дерева, правда, низкопробный, может быть даже из ДСП, и засунули его в пикап «пежо-партнер», припаркованный у входа. Не обращая на Джеда никакого внимания, они тут же вернулись обратно и ровно через минуту вышли со следующим гробом, точно таким же, как первый, и тоже засунули его в микроавтобус. Чтобы легче было работать, они заблокировали дверцы. Итак, его предположение подтвердилось: Babylon FKK Relax-Oase было далеко до активной жизнедеятельности «Дигнитас». Рыночная стоимость страданий и смерти превысила цену наслаждений и секса, заключил Джед, благодаря чему, возможно, Дэмиену Херсту удалось несколько лет назад отбить у Джеффа Кунса мировое первенство на арт-рынке. Да, он запорол картину, посвященную этому событию, он просто не смог ее закончить, но она все еще имела право на существование, кому-нибудь другому удалось бы ее написать – для этого, конечно, понадобился бы художник получше. Зато ни одно полотно, на его взгляд, не передало бы достаточно верно различие между хозяйственным динамизмом двух предприятий, расположенных в нескольких десятках метров друг от друга, на одном тротуаре ничем не примечательной, унылой улицы, идущей вдоль железнодорожных путей в восточном предместье Цюриха.
Тем временем в пикап запихнули третий гроб. Не дожидаясь четвертого, Джед вошел внутрь и поднялся по ступенькам на площадку, куда выходили три двери. Он толкнул правую, с табличкой Wartesaal, и попал в зал ожидания с кремовыми стенами и тусклой мебелью из пластика, который, надо сказать, чем-то напоминал комнату, в которой он сидел на набережной Орфевр, разве что отсюда не открывался панорамный вид на мост Искусств, в окнах маячил безымянный спальный пригород. Из репродукторов, закрепленных под потолком, лилась фоновая музыка, печальная, разумеется, но достойная – к ней очень подошел бы этот эпитет, – вероятно, что-то из сочинений Барбера.
Сидевшие тут пять человек являлись скорее всего кандидатами в самоубийцы, но сказать о них что-то еще было сложно. Их возраст не поддавался определению, он дал бы им всем от пятидесяти до семидесяти лет, не такие уж они были дряхлые, так что отец по прибытии, надо думать, оказался старшим в группе. Один из них, мужчина с белоснежными усами и пунцовым лицом, выглядел как типичный англичанин; остальных трудно было позиционировать даже с точки зрения национальности. Изможденный человек с внешностью южанина, смугло-желтой кожей и ужасно впалыми щеками – он единственный тут, кстати, производил впечатление тяжело больного – увлеченно читал (он на мгновение поднял голову, когда Джед вошел, потом снова погрузился в чтение) испаноязычное издание «Приключений Спиру»; он явно прибыл из какой-то латиноамериканской страны.
Джед нерешительно потоптался на месте и обратился к женщине лет шестидесяти, по виду обычной альгойской домохозяйке, обладавшей, судя по всему, недюжинным талантом в деле вязания на спицах. Она объяснила ему, что тут, а как же иначе, есть рецепция, выйдете из зала – сразу налево.
Выйдя из зала, Джед толкнул левую дверь, несмотря на отсутствие таблички. Вполне декоративная, но не более того, девица за стойкой (в Babylon FKK Relax-Oase уж точно найдутся экземпляры получше, подумал он) усердно решала сканворд. Джед изложил свою просьбу, которая, судя по всему, шокировала ее: после кончины родственники не приходят, объяснила она. Иногда до, никогда после. Sometimes before… Never after… – талдычила она сквозь зубы. Эта идиотка начинала не на шутку бесить его, и он повысил тон, повторив, что раньше приехать не мог, но сейчас ему совершенно необходимо увидеть представителя дирекции, поскольку он имеет право посмотреть досье своего отца. Слово право, кажется, возымело действие, и она с явной неохотой сняла телефонную трубку. Через несколько минут в комнате появилась женщина лет сорока в светлом костюме. Она заглянула в досье: так оно и есть, его отец поступил к ним утром 10 декабря. Операция прошла «совершенно нормально», – добавила она.
Отец, наверное, приехал 9-го вечером, подумал Джед. Где он провел свою последнюю ночь? Раскошелился ли на роскошный Baur au lac} Хорошо бы, но вряд ли. Зато Джед не сомневался, что, уходя, он оплатил счет и долгов после себя не оставил.
Он стал настаивать, умолять даже. Он был в командировке, когда это случилось, приврал он, ну совсем никак не мог приехать, и теперь хотел, бы узнать поподробнее о последних минутах отца. Женщина, явно раздражившись, в конце концов сдалась и предложила ему проследовать за ней. Проведя его по длинному темному коридору, заставленному металлическими шкафами для картотек, она свернула в свой кабинет, удобный и светлый, выходивший окнами на нечто вроде сквера.
– Вот досье вашего отца, – сказала она, протягивая ему тонюсенькую папочку. Слово досье применительно к ней было, мягко говоря, преувеличением: в папке оказался один-единственный лист, исписанный с двух сторон на швейцарском диалекте немецкого.
– Я тут ничего не понимаю… мне надо отдать текст на перевод.
– Да что именно вы хотите узнать? – Ее спокойствие таяло с каждой минутой. – Я же вам говорю, все в порядке!
– Я полагаю, его обследовали врачи?
– Естественно.
Судя по тому, что Джед успел прочесть в репортажах, медицинское обследование сводилось к измерению давления и нескольким чисто условным вопросам, напоминавшим мотивационное интервью, с той только разницей, что тут все проходили его успешно и окончательное решение принималось меньше чем за десять минут.
– Мы действуем в полном соответствии со швейцарским законом, – заявила она, на сей раз ледяным тоном.
– Что стало с телом?
– Ну что ж, как и подавляющее большинство наших клиентов, ваш отец выбрал опцию «кремация». Мы во всем следовали его пожеланиям; затем прах был развеян на природе.
Вот оно, подумал Джед; теперь его отец служил кормом бразильским карпам в Ziiricbsee*.
* Цюрихское озеро (нем.).
Она забрала у него папку, полагая, видимо, что разговор окончен, и встала, чтобы убрать ее в шкаф. Джед тоже встал, подошел к ней и со всего маха влепил ей пощечину. Она приглушенно заскулила, но план сопротивления выработать не успела. Он мгновенно нанес ей свирепый апперкот в подбородок и тут же перешел к серии быстрых ударов по рукам. Она зашаталась, пытаясь прийти в себя, но он, отступив на шаг, изо всей силы заехал ей ногой в солнечное сплетение. На сей раз она все же рухнула, здорово ударившись о металлический угол стола; что-то громко хрустнуло. Наверное, пришлось по позвоночнику, догадался Джед. Он склонился к ней: она была оглушена и дышала с трудом, но дышала.
Он быстро зашагал к выходу, опасаясь, как бы кто-нибудь не поднял тревогу, но девица в приемной едва подняла глаза от своего сканворда; надо сказать, их борьба проходила в абсолютной тишине. Станция была всего в двухстах метрах. Когда он вошел туда, на одном из перронов остановился поезд. Джед вскочил в него, не взяв билета, но контролер так и не появился, и он спокойно доехал до Центрального вокзала Цюриха.
Добравшись до отеля, он понял, что драка пошла ему на пользу. Впервые в жизни он прибег к физическому насилию и от этого страшно проголодался. Он с аппетитом поужинал, заказав раклет с вяленой говядиной и «горной ветчиной» и замечательное красное вино из кантона Вале.
