Он безнадежно увяз, сознавая собственное смущение и неуклюжесть, откуда ему знать, любит ли Уэльбек Роб-Грийе или нет, но главное, он вдруг сам с тревогой спросил себя, с чего это, на самом деле, он свернул в живопись, которая даже теперь, спустя несколько лет, ставила перед ним неразрешимые технические задачи, в то время как он прекрасно владел принципами фотографии и съемочной аппаратурой.
– К черту Роб-Грийе, – сказал, как отрезал, его собеседник, и у Джеда отлегло от сердца. – Хотя с радиатором можно было бы что-нибудь придумать… Например, мне кажется, я читал в интернете, что ваш отец – архитектор…
– Да, это правда; на одной из моих картин он изображен в тот день, когда оставил пост главы компании.
– Люди редко приобретают такие радиаторы в личное пользование. Как правило, их скупают десятками, если не сотнями, строительные фирмы, вроде той, которой руководил ваш отец. Поэтому вполне можно сочинить триллер, где интрига завязана на сбыте миллионной партии радиаторов для оснащения, скажем, всех классных комнат страны, – отсюда взятки, информационно-политическое лоббирование и, наконец, невероятно сексуальная директриса по маркетингу румынского предприятия, производящего радиаторы. В рамках такого романа несложно представить себе многостраничное описание вашей батареи и конкурирующих моделей.
Теперь он говорил быстро, куря одну сигарету за другой, словно хотел успокоиться и замедлить работу мозга. У Джеда мелькнула мысль, что, учитывая направление деятельности компании, отец скорее закупил бы массовую партию кондиционеров; так он и поступил, наверное.
– Наши радиаторы изготовлены из чугуна, – оживленно продолжал Уэльбек, – причем из серого чугуна с повышенным содержанием углерода, будьте уверены, а его вредность неоднократно подчеркивалась в экспертных заключениях. Можно считать скандальным тот факт, что сравнительно новый дом оборудован купленными по дешевке, устаревшими радиаторами, и если произойдет несчастный случай, например радиатор возьмет и взорвется, я спокойно могу подать в суд на строителей. Полагаю, что при таком раскладе отвечать придется вашему отцу?
– Да, похоже на то.
– Вот вам и потрясающий, чертовски завлекательный сюжет, подлинная человеческая драма] – возбудился автор «Платформы». – В чугуне угадывается, понимаете ли, легкий привкус девятнадцатого века – рабочая аристократия у доменных печей и прочие предания старины, – но, как ни крути, чугун все еще производят, ну не во Франции, конечно, скорее в какой-нибудь Польше или Малайзии. Так что сегодня ничто не мешает нам описать в романе трудный путь железной руды, получение кокса, восстановительную плавку, литье и, наконец, реализацию, познакомив читателя, таким образом, с генеалогией радиатора на первой же странице.
– В любом случае, мне кажется, вам понадобятся персонажи…
– Да, правда. Даже если я пишу о промышленных процессах, без персонажей мне не обойтись.
– В этом, я думаю, и состоит принципиальная разница. Пока я ограничивался воспроизведением предметов, мне вполне хватало фотографии. Но, избрав в качестве объекта человека, я почувствовал, что пора вернуться к живописи; я вряд ли смогу объяснить вам почему. И кстати, я совершенно охладел к натюрмортам; с тех пор как изобрели фотографию, мне кажется, они потеряли всякий смысл. Впрочем, это моя личная точка зрения… – заключил Джед извиняющимся тоном.
Вечерело. В окне, выходящем на южную сторону, виднелись луга, спускающиеся к устью Шеннон; вдалеке над рекой висела легкая дымка, лениво преломляя лучи заходящего солнца.
– Вот этот пейзаж, например…- не сдавался Джед. – Да, я прекрасно знаю о существовании замечательных импрессионистических акварелей девятнадцатого века; и все-таки если бы мне понадобилось изобразить такой пейзаж сегодня, я бы его сфотографировал. Но появись в этих декорациях человек, да хоть какой-никакой крестьянин, латающий вдалеке свой плетень, меня бы потянуло к живописи. Понимаю, звучит нелепо; существует мнение, что сюжет вообще не играет роли, и смешно было бы выбирать способ изображения в зависимости от изображаемого объекта, тогда как имеет значение лишь то, каким образом на картине или фотографии сочетаются фигуры, линии и тоновые нюансы.
– Знаете, такая формалистическая точка зрения… свойственна и писателям; мне кажется, в литературе это даже чаще встречается, чем в пластических искусствах.
Уэльбек замолчал, опустив голову, потом поднял глаза на Джеда; казалось, он вдруг погрузился в печальные раздумья. Встав, он направился в кухню, откуда вернулся с бутылкой аргентинского красного вина и двумя стаканами.
– Поехали ужинать, если вы не против. Ресторан «Оуквуд армз» вполне заслуживает внимания. Там подают традиционные ирландские блюда – копченую лососину, Irish stew, все это, в общем, примитивно и безвкусно, но вы может заказать кебаб или тандури, у них повар – пакистанец.
– Так ведь еще и шести нет, – удивился Джед.
– Да, по-моему, они открываются полседьмого. Знаете, в этой стране ужинают рано; но, по мне, так чем раньше, тем лучше. Вообще, мое любимое время – конец декабря: темнеет в четыре часа. Тогда я со спокойной совестью могу надеть пижаму, принять снотворное и залечь с бутылкой вина и книжкой. Я так живу уже многие годы. Солнце встает в девять утра; пока я умоюсь, выпью несколько чашек кофе, глядишь – уже и полдень на носу, остается продержаться четыре часа светового дня, с этой задачей я обычно справляюсь неплохо. Но весной в Ирландии невыносимо, тут такие великолепные закаты, знай себе переливаются всеми цветами радуги, и конца-края им не видно, прям опера, мать твою, однажды я проторчал тут всю весну, думал – сдохну, по вечерам буквально лез на стенку, потому что ночь никак не наступала. С тех пор в начале апреля я уезжаю в Таиланд и сижу там до конца августа: день начинается в шесть, закачивается в шесть, все так просто, экваториально, по-деловому, от жары можно спятить, но кондиционер работает как зверь, туристов в это время не бывает, бордели работают кое-как, но все-таки не закрываются, в принципе, нормально, мне хватает, сервис у них даже в мертвый сезон классный, ну или, по крайней мере, вполне приличный.
– По-моему, вы сейчас играете самого себя…
– Да, вы правы, – на удивление легко согласился Уэльбек, – все это уже не для меня. Ну и ладно, я скоро переберусь в Луаре; в детстве я жил в Луаре, строил шалаши в лесу и надеюсь заняться чем-то в этом роде. Скажем, охотой на нутрию?
Он с явным удовольствием, быстро и плавно, рулил на своем «лексусе».
– Кстати, они отсасывают без резинки, вот что приятно…- во власти утраченных иллюзий пробормотал автор «Элементарных частиц», паркуясь возле отеля.
Они вошли в просторный и ярко освещенный зал ресторана. На закуску Уэльбек взял коктейль из креветок, Джед остановился на копченой лососине. Польский официант поставил перед ними бутылку теплого шабли.
– Вот что у них никогда не получится… – простонал писатель, – так это подавать белое вино нужной температуры.
– Вы интересуетесь винами?
