Перед ним была только запертая дверь ванной. Больше ничего — и никого. С улицы продолжал доноситься стон истязаемой детворой металлической горки: бам-м-м… бамм-м… Сергей облизал губы, подергал дверь рукой. Да, заперта. Он сам ее запер, когда вошел.
«Конец четвертой серии. Продолжение смотрите сегодня вечером…»
Вода подбиралась к краям ванны. «Надо залезть туда», — подумал Сергей. Да, конечно, для того он и драил ее все утро. В горячей ванне он расслабится, может, даже выкурит сигарету перед тем, как… Ему ведь не хотелось, чтобы его нашли с присохшими к жопе трусами. Он будет чист и умыт. И даже слегка продезинфицирован.
Сергей поднял с пола лезвие, сел на край ванны, опустил туда ноги. И тут же выдернул. Вода была ледяная.
В чем дело?
Он до предела открутил кран с красной нашлепкой, сунул руку под струю — ни малейшего намека на тепло.
Утром горячая шла, точно. Сергей хорошо помнил, как поднимался пар со дна ванны, когда он ополаскивал ее из душа. Была вода. И — нету. Отключили?..
«Да ладно тебе носиться с этой водой, придурок, елыпалы! Иди сунь голову в духовку — и все дела! Ты мужчина или нет, в конце концов?!»
Сергей оскалился. Улыбнулся. А если газопровод перекрыли тоже?
* * *
— Ничего не поделаешь, придется ломать, — сказал Денис, для очистки совести нажав на кнопку дверного звонка еще два раза.
— Ломать — не строить, — пожал плечами домоуправ.
Он не казался ни удивленным, ни встревоженным. Прошлым летом в одном из домов на вверенном ему участке был обнаружен труп женщины пятидесяти трех лет, она страдала астмой и скончалась от удушья, сидя в кресле перед телевизором. Женщина так и просидела там почти неделю, а дикторы РТР здоровались с ней по утрам и желали добрых снов ночью. Потом трупный запах проник по вентиляционным трубам к соседям, и квартиру пришлось вскрывать. Домоуправ присутствовал при этом, он видел тапочки покойной, полные какой-то дряни, видел следы крысиного помета у нее на платье, обкусанные до костей кончики пальцев и тусклые, как простывшая яичница, открытые глаза. Потом был втык от начальства и пожарнадзора: за неделю счетчик накрутил двести десять тысяч рублей — это за телевизор, который работал круглые сутки, пять стоваттных лампочек в люстре, которые перегорели только на четвертый день, и лампочку в туалете, которую хозяйка забыла выключить, последний раз в жизни сходив в туалет. Пришлось платить из своего кармана… Так что сейчас домоуправа трудно чем-то удивить или напугать.
Здесь стояли двое понятых — студенты, снимающие квартиру напротив Есипенко.
Слесарь Володя из ЖЭУ-26 тоже стоял рядом, держа наготове гвоздодер — на тот случай, если у лейтенанта Паршнова ничего не получится.
Но у Паршнова все получилось. Он достал связку отмычек, потряс ею перед глазами, выбирая нужную. Выбрал, поковырялся в замке, сосредоточенно разглядывая дерматиновую обшивку. Раздался тихий щелчок.
— Милости просим, — сказал Паршнов, распахивая дверь.
— Спасибо, — сказал Денис.
Все ожидали самого худшего: кровь, осколки стекла на полу, запах преющего под грязной одеждой мяса.
Да, запах, конечно, был — от переполненного мусорного ведра, что стояло в прихожей. На ковровой дорожке было полно песку, а зеркало напротив входной двери хранило следы чьих-то жирных пальцев. Но что касается всего остального…
— Понятые, пожалуйста, пройдите со мной, — попросил Денис. — И вы, лейтенант, тоже.
Они обошли единственную комнату в стандартных семнадцать «квадратов», заглянули на кухню, в ванную, туалет и кладовую. Хозяина квартиры здесь не было. Ни в каком виде. Денис заглянул в одежный шкаф. Осенняя куртка на синтепоне, плащ, свитер грубой ручной вязки, джемпер — то есть те вещи, которые Есипенко мог прихватить с собой, отправляясь в бега, оказались на месте. Но это еще ни о чем не говорило.
— Надо загашники посмотреть, — сказал Паршнов, угадав мысли Дениса. — Деньги.
Если он куда-то намылился, то должен был подчистить все.
Денис согласно кивнул.
Паршнов привычно заглянул под скатерть, открыл шкаф и порылся в белье.
— Есть, — удивленно сказал он. — Надо же…
Восемьсот тысяч и двести долларов. Денис быстро заполнил протокол обыска, обернулся к студентам.
— Прочитайте и, если все написано правильно, — подпишите.
Понятые, сдвинув головы, изучили протокол, деловито поставили подписи.
— Спасибо. Можете быть свободны.
Потом все вышли, и Паршнов аккуратно запер дверь своей отмычкой. Слесарь Володя предложил вдобавок заколотить ее досками:
— Так, на всякий случай.
— Не надо, — сказал Денис.
Он наклеил на угол между косяком и дверью две широкие полоски бумаги, где стояла его личная печать и подпись.
— Если кто-то захочет сюда войти, плевать ему на твои бумажки, — скептически заметил Паршнов.
Денис посмотрел на него:
— Он бы десять раз уже вошел и вышел. Не дожидаясь нас.
* * *
Телефон на столе зазвонил. Степанков не торопился поднимать трубку. Что там на этот раз?.. Он смотрел на обтекаемый корпус «Панасоника», представляя течение заряженных частиц, приводящих в действие это сложное устройство. Представлял тонкий электрический ручеек, что прорвался внутрь красивого аппарата через опущенные шлюзы электроцепи, и теперь закручивается, закручивается воронкой… А откуда он прибежал? Где берет свое начало, на чьем столе?
Четвертый раз.
«Если позвонят в седьмой, значит, — кто-то из своих», — подумал Степанцов.
Пять, шесть. Семь. Прокурор снял трубку с рычага.
— Алло.
— Здравствуй, Владимир Иванович. Байдак беспокоит. Боюсь, тебе пришлось бежать от самой уборной.
Степанцов пообещал себе, что в следующий раз дождется десятого сигнала.
— Ничего страшного. Ты бы мог позвонить мне домой, Дмитрий Павлович. После шести.
— После шести будет поздно, — сказал Байдак.
— Что случилось? — Степанцов почувствовал смутную тревогу. — Впрочем, нет, давай… ты мне позвонишь домой вечером, и мы все обсудим.
— Я же говорю: поздно будет, Владимир Иванович. Лялечка купила утром свежего леща и потрясающего французского вина. Ну и водка, конечно, в холодильнике замерзает. Рыба уже в духовке, через два часа дойдет. Ляля обещает что-то совсем из ряда вон… Это она для тебя старается, Владимир Иванович. Ну и для Нины, конечно. Приходите на ужин, не пожалеете.
Прокурор переложил трубку в правую руку, вытер левую о брюки.
— Я хотел сегодня задержаться на работе, — соврал он по привычке, как врал обычно жене.
