И все же, говоря языком современных уставов, боестолкновение было неизбежно. Колесницы уже не могли повернуть назад даже при желании возниц, как не может дать задний ход сорвавшаяся с гор лавина.
Заранее готовые к такому развитию событий (изнурительные учения все же не прошли даром), мы разомкнули ряды, пропуская колесницы мимо себя, а когда весь вражеский отряд втянулся в образовавшийся коридор, напали на него с флангов. Лошадям подрубали ноги, вспарывали животы, выбивали глаза, а возничих и лучников просто стягивали на землю крючьями.
Все окончилось настолько быстро, что я даже не успел напоить свой меч вражеской кровью, зато взял трофей – широкий, инкрустированный золотом пояс, ранее украшавший стан одного из местных вождей.
В тот день мы отразили еще две отчаянные атаки и выстояли вплоть до того момента, когда к месту боя подошли главные силы египетской армии, совершавшие глубокий обходный маневр и слегка заплутавшие в пути.
Лязг мечей, прежде довольно монотонный, сразу перешел в крещендо. Туча пыли выросла прямо-таки до невероятных размеров, а затем выбросила на север и северо-восток тонкие, быстро удлиняющиеся щупальца – это, бросив своих солдат, удирали с поля боя вражеские царьки.
Теперь можно было немного передохнуть, утереть обильный пот и заняться врачеванием собственных ран (меня, например, весьма чувствительно задела оглобля колесницы).
– С кем мы хоть сражались? – поинтересовался я у одного из ветеранов.
Какая тебе разница! – огрызнулся тот. – Это страна варваров. Варвары здесь везде. Одолеешь одних, напорешься на других. И так вплоть до самого Океана. Пошли лучше поищем их обоз. Он должен быть где-то неподалеку…
Война закончилась в течение месяца. Мы прошли всю эту страну от края до края, штурмом взяли столицу и овладели огромными сокровищами. Даже мне, новичку, кроме золота и драгоценных камней, досталась дюжина рабов обоего пола. Мужчин я тут же сбыл перекупщикам, следовавшим за армией, словно шакалы за охотящимся львом, а при посредстве женщин постарался присовокупить к своему генеалогическому древу несколько новых плодоносящих ветвей.
Позже я участвовал в походе на нубийцев и в морской экспедиции к берегам страны Пунт, где убедился, что сражаться в лесах и болотах ничуть не легче, чем в бесплодной пустыне.
В долгом и кровавом побоище у знаменитой горы Мегиддо (библейский Армагеддон, кстати говоря, так и переводится: «Бой у Мегиддо»), где мы, выходцы из Европы, рубились со своими соплеменниками, вторгшимися в Египет с севера, я спас полковое знамя, которое уже топтали враги.
Этот подвиг получил широкий резонанс в армии и при дворе. Кроме полагающихся по такому случаю наград и почестей, я был удостоен личной встречи с фараоном. О внешности царя царей ничего сказать не могу, поскольку, согласно правилам дворцового этикета, во время аудиенции лежал ничком на полу, но голос он имел слабый и по-бабьи писклявый.
Впоследствии все это позволило мне занять весьма почетную и доходную должность полкового знаменосца. (Египетское знамя, между прочим, имело мало общего с военными штандартами последующих эпох и представляло собой шест, на вершине которого крепились символы богов-покровителей, в нашем случае – щит и скрещенные стрелы.)
В почти непрерывных походах прошло еще несколько лет, и постепенно прежняя жизнь стала забываться. Я уже не ощущал себя Олегом Наметкиным, а история про Минотавра казалась мне полузабытым сном.
Везде мне доставалась богатая добыча, которая не транжирилась, а пускалась в рост, и везде я усердно орошал своим семенем лоно местных красавиц, оказавшихся во власти победителей.
Не могу сказать конкретно, каких успехов я достиг на стезе приумножения собственного рода, но золото выручило меня, когда наше войско (вернее, его жалкие остатки, чудом избегнувшие хеттских мечей и секир) угодило в плен. Я оказался в числе немногих шерденов, у которых хватило средств на выкуп.
Стойкость в том последнем страшном бою, где потери врага впятеро превысили наши, и последующее счастливое избавление от неволи еще больше упрочили мое положение в армии.
Я командовал крепостью на эфиопской границе, подавлял мятеж номархов в Верхнем Египте, водил в поход полки сирийских наемников, плавал на кораблях по Великой Зелени,[6]
штурмовал города и сидел в осаде, вел переговоры с чужеземными правителями, тайно приторговывал бирюзой и слоновой костью, водил дружбу со знатнейшими сановниками, делил ложе с принцессами и стряпухами.
Вершиной моей карьеры была должность носильщика царских сандалий, что по современным понятиям можно приравнять чуть ли не к секретарю совета безопасности.
Сгубило меня верхоглядство, тщеславие, амбициозность и то, что называется отрывом от действительности. Проще говоря, я зарвался.
Не имея никакого опыта дворцовых интриг, я тем не менее смело ввязался в них, подстрекаемый, с одной стороны, главным мажордомом, претендовавшим на пост визиря, а с другой – третьей женой фараона, вознамерившейся возвести на золоченый трон Обеих земель собственного отпрыска (в обход законных наследников, естественно).
В конце концов нас предали. Я, как и следовало ожидать, оказался козлом отпущения, разом растерял все свои богатства и всех сторонников, пытался бежать из страны на чужеземном корабле, но был схвачен в гавани и предан суду предубежденных и жестокосердных царских чиновников.
Все обвиняемые дружно показали на меня, как на организатора и вдохновителя заговора. Выходило, что я добивался короны не для царского сына, а для самого себя. Кроме того, мне инкриминировалось казнокрадство, тайные сношения с врагами Египта, богохульство и преступное сожительство с наложницами гарема. Увы, но большинство из этих обвинений, особенно последнее, имели под собой вполне реальную почву.
Процесс длился целых десять дней, и для освежения памяти всех подсудимых, а также свидетелей постоянно били палками по спине и по пяткам. Особо упорствующим отрезали носы и уши.
Никакое красноречие, никакие казуистические уловки и никакие взятки (кое-что из накопленного прежде я все же сумел сохранить) помочь не могли. Приговор был предопределен на самом высоком уровне.
Загвоздка вышла только с выбором способа казни. Даже кол, даже четвертование, даже утопление в бассейне с крокодилами казались судьям чересчур мягкой мерой наказания.
Для того чтобы ублажить фараона, нужно было придумать нечто из ряда вон выходящее. И эти лизоблюды постарались, можете не сомневаться! Недаром ведь говорят, что истоки человеческой мудрости следует искать в Древнем Египте.
Логика у судей была примерно такая. Уж если я посмел замахнуться на святая святых – божественную власть фараона, то и смерти заслуживаю достойной, в царском облачении, с царскими почестями и в царском саркофаге. Но, учитывая мое варварское происхождение и всю мерзость совершенных преступлений, похоронить меня должно без бальзамирования (что для египтян было куда страшнее самого факта смерти, они даже любимых кошек бальзамировали), то есть живьем.
