У него уже начала дергаться щека, строй затих — так с генералом никто и никогда не разговаривал.
— Немедленно снять! — побагровев, скомандовал генерал.
— Только вместе с мундиром! — Щека задергалась еще сильнее, и, буравя начальника бешеным взглядом, Эд стал нащупывать пуговицу кителя.
Генерал молча повернулся и пошел вдоль строя, не сделав больше ни одного замечания. А Эд все порывался снять и бросить на плац мундир, но пальцы прыгали и не могли справиться с тугими пуговицами, да ребята схватили за руки и удержали от безрассудного поступка.
Последствий этот инцидент не имел, кроме одного: подполковник Викентьев, когда однажды зашла речь о кандидатуре Тимохина, коротко сказал, что он непредсказуем.
И сейчас Эд разозлился на старого мухомора, который не дает поговорить с братухой о святых вещах, а лезет со всякими глупостями.
— Пенсионерам пора в люлю, вон Саша приготовил и матрац, и спальный мешок, и складной горшок, — пробурчал он. — А мы еще поговорим.
— И правда, Эдичка, наше дело стариковское, — смиренно сказал Иван Алексеевич. — Сашенька про свои обещания не забыл, так что пойду-ка я спать…
Кряхтя и отдуваясь, Ромов полез в палатку.
— Пример старших — молодым наука, — потянулся Сергеев. — Женя, почисть рыбу, а я с утра займусь ухой.
Майор последовал за Наполеоном, некоторое время они шептались, потом наступила тишина.
Рыбу чистили втроем, спать Эд ушел в катер, а Попов и Гальский устроились на брезенте, рядом с палаткой.
Выходной день пролетел быстро. Водка кончилась, поэтому вели здоровый образ жизни: купались, загорали, погоняли мяч под азартные крики Ивана Алексеевича. Когда возвращались обратно, оказалось, что у Ромова обгорел нос.
— Будет облазить, а бабка скажет, что от пьянства, — озабоченно бурчал он.
Глава четвертая
В понедельник Сергеев и Иван Алексеевич сидели на докладе у Викентьева. Собственно, докладывал майор, а Наполеон, навалившись грудью на стол, внимательно слушал, то и дело переводя взгляд с одного на другого, как будто провожал глазами каждое слово устного рапорта.
— В общем, отзывы только хорошие. И мнение одно: нормальный парень, — подвел итог Сергеев.
А Иван Алексеевич энергично кивнул головой:
— Хорошенький мальчишка. Дельный, серьезный. Мне понравился.
Если Сергеев говорил хмуро и как бы через силу, то Ромов завершил фразу умильной улыбкой.
— А нам он подойдет? — задумчиво спросил подполковник.
— А чего же! — Иван Алексеевич захлебнулся воздухом, закашлялся. — Он ведь и медицинское образование имеет, пусть без диплома, в госпитале работал…
— Кого лечить-то? — угрюмо спросил Сергеев.
— Ну все-таки! Я считаю так — лучше и искать нечего! — В голосе Ромова проскользнула металлическая нотка, он сам почувствовал это и сконфуженно хихикнул. — Смотрите, решать-то вам… Я только вот что думаю…
Иван Алексеевич многозначительно выкатил глаза и округлил рот, в таких случаях он добавлял: «государи мои», но сейчас удержался.
— Он ведь этого гада не с перепугу застрелил! Увидел, как тот с женой расправился — и приговорил! — Ромов многозначительно поднял палец. — И Лесухина, сказал, мол, своей рукой задавлю! Значит, что?
Ромов покачал пальцем.
— Значит, не боится брать на себя тяжелые решения, не перекладывает на дядю! Кого ж еще искать?
— Ладно! — Викентьев хлопнул ладонью по столу. — Послушаем аксакала. Я с ним переговорю.
Когда Попов возвращался с обеда, дорогу ему заступил маленький квадратный подполковник в аккуратно пригнанном мундире.
— Здравствуйте, Валерий Федорович, — радостно улыбаясь, будто встретил хорошего друга, сказал он, протягивая твердую шершавую ладонь. — Много слышал о вас, пора и познакомиться. Викентьев Владимир Михайлович.
Глаза у полковника были пронзительно голубые и излучали доброжелательность.
— Можно вас задержать на несколько минут? Есть разговор…
Валера подчинился жесту нового знакомого и прошел за ним в маленький, просто обставленный кабинет. Двухтумбовый стол, казенный, с матовыми стеклами шкаф, облупленный сейф да несколько неудобных стульев составляли все его убранство. В углу приткнулась двухпудовая гиря со стертой до металла краской на ручке, и Попов по-новому взглянул на коренастую фигуру подполковника. Тот улыбнулся.
— Садись, располагайся.
Попову говорили, что в управлении молодому сотруднику надо активно включаться в общественную работу, определяли предварительно и конкретный участок — стенгазету «Дзержинец». Сейчас он решил, что Викентьев — редактор стенгазеты или какой-то другой общественный деятель.
Начало разговора не опровергло этого предположения. Подполковник поговорил на общие темы, спросил, как работается на новом месте, сошелся ли с коллегами, чем увлекается в свободное время. При этом Попова не оставляло ощущение, что вопросы задаются для проформы, так как Викентьев знает, какими будут ответы.
— Хорошо, Валерий, поговорим о серьезных вещах. — Жесткая фраза как бы отсекла ни к чему не обязывающий треп, который шел до сих пор. И с Викентьевым произошла неуловимая перемена, суть которой Валерий не смог бы объяснить, однако он как-то сразу понял, что подполковник никакой не редактор и общественные дела его ни в малейшей степени не интересуют.
— Ты проявил себя смелым и решительным человеком, мы это заметили и хотим предложить тебе важную работу. — Викентьев смотрел испытующе. — Как у тебя нервишки?
— Не жалуюсь, — недоумевающе ответил Попов. — А что?
— Да я смотрел твою медицинскую карточку и с врачом разговаривал: психическое и физическое состояние отличное.
Попов оставил его реплику без ответа.
— Работа немного нервная, особенно с непривычки, но люди с ней справляются, и ты тоже, думаю, справишься.
Викентьев замолчал, рассматривая собеседника. Тот ждал продолжения и вопросов не задавал. Губы подполковника дрогнули в улыбке. Невозмутимость кандидата ему нравилась.
— За нервные нагрузки предусмотрена дополнительная оплата, десять суток к отпуску и ежегодная санаторная путевка.
Викентьев снова был предельно серьезен.
— Но главное, конечно, не это. Работа состоит в том, чтобы очищать наше общество от особо опасных преступников, зверей, опасных для каждого человека.
— Ничего не пойму, — не выдержал Попов. — Вы говорите про группу захвата? Только откуда там доплаты и путевки?
— Как ты относишься к Лесухину? — вопросом на вопрос ответил Викентьев.
— А как к нему относиться? Попался б мне — пристрелил как собаку!
