Какое-то движение на улице попало в поле зрения Андрея.
Он посмотрел туда. В переулке, не таясь, стоял молодой человек в пиджаке и татарских штанах. Рубаха на нем была несвежая, распахнутая почти до пояса, из-под нее видна смуглая грудь. Черные глаза шарили по окнам, и Андрей отшатнулся от окна. Успел ли?
— Что с тобой? — удивилась Лидочка. — Там кто-то есть?
— Да. — Чувствуя себя обнаженным под взглядом преследователя, Андрей сунул табакерку в карман брюк и отступил от окна.
— Кто там?
— Он следил за мной вчера, а ночью приходил к дому.
Лидочка осторожно отстранила Андрея, но к окну не подошла, а посмотрела сквозь кисейную занавеску.
— Ты думаешь, это шпик?
— А ты? Вревский не скрывает, что за мной следят.
— Может, это не полицейский, — сказала Лидочка. — Если полицейский, зачем он следил за тобой ночью?
— Но кто его мог послать?
— Я не знаю. Может, бандиты, — сказала Лидочка.
— Они нашли твой дом!
— Он тебя видел?
— Кажется, нет. Но он смотрел по окнам.
— И отлично. Пускай смотрит. Я выведу тебя через сад.
— Ты подвергаешься опасности! Если они узнают, что мы знакомы, то тогда…
— Иди, не задерживайся, — сказала Лидочка. — Я все спрячу. Так, что ни один Вревский не отыщет. Я бы пошла с тобой…
— Нет, нельзя.
— Знаю. Но очень хотела бы. Тебе будет трудно…
Андрей поцеловал Лидочку. Она прижалась к нему — и это был их первый настоящий поцелуй, когда раскрываются губы, когда встречаются языки, когда закрываешь глаза, чтобы ничего не осталось в мире, кроме этого бесконечного поцелуя.
Лидочка первой оторвалась от Андрея.
И пошла к двери. Андрей еще раз осторожно выглянул в окно. Преследователь был там, но он отошел к следующему дому и теперь разглядывал его окна. И это Андрея успокоило.
Через черный ход Лидочка вывела его в сад.
— Я буду ждать, — сказала она. — Хоть тысячу лет.
— Ты прощаешься, будто меня сегодня же посадят в тюрьму.
— Я бы не хотела, — сказала Лидочка. — Не дай Бог.
* * *
Андрей быстро дошел до Никитской улицы. Час сна помог ему — хоть голова и болела, ногам вернулась сила. Лидочка была права, понимал он: если Вревский увидит Сергея Серафимовича первым, он никогда не поверит Андрею. Любое его слово покажется ложью — и будет ложью. Ведь он провел час со Вревским и умудрился ни слова не сказать о трупе на втором этаже. Конечно же, Вревский ничему не поверит… А если поднять тревогу самому, можно потянуть время. Зачем? Да потому, что теперь надежда на Ахмета. Он многих знает. У него все татары здесь знакомые. Конечно же, он поможет… он же обещал. Надо продержаться три дня.
Поднявшись к последнему повороту, Андрей замедлил шаги. Он почувствовал тревогу.
Прижавшись к каменной ограде, он осторожно выглянул из-за угла.
У дома стояла пролетка Вревского. Рядом с ней полицейский.
Оставалась еще маленькая надежда, что Вревский ждет Андрея в связи со смертью Глаши. И ждет его в саду или на первом этаже. Андрей осматривал дом и молил Господа, чтобы тяжелая фигура Вревского появилась между деревьев.
У калитки стоял стул, на стуле тульей вниз лежала полицейская фуражка, полная куриных яиц.
Андрей перевел взгляд чуть выше и увидел, что на веранду второго этажа вышел Вревский. Он что-то держал в руке. И было не важно, что он держал.
— Урядник! — крикнул он. — А ну-ка сюда!
Андрей отпрянул за угол. Обернулся. Надо бежать. Но куда бежать?
Там, внизу, у поворота улицы стоял, улыбаясь, ночной преследователь. Он не делал попытки приблизиться к Андрею, он был как волк, ждущий, когда загипнотизированный заяц сам побежит к нему. Куда тебе, заяц, деваться?
Андрей инстинктивно сделал шаг вперед, забыв, что его будет видно от калитки. Но его увидели не от калитки. Вревский видел улицу как на ладони. И конечно же, растерянную фигуру в студенческой тужурке.
— Господин Берестов! — закричал он. — Вас-то мне и нужно! Пожалуйте сюда.
Андрей начал отступать. Забор, возле которого он стоял, был слишком высок и гладок, чтобы через него перебраться. Бежать вниз?
Оглянувшись, Андрей столкнулся взглядом с ночным преследователем. Тот манил Андрея к себе. И улыбался.
Андрей сунул руку в карман, чтобы взять что-нибудь тяжелое.
В кармане была только табакерка отчима.
И тут же мысли, несшиеся в голове, подобно падающему с неба аэроплану, буквально закричали: «Можно убежать! Можно убежать!»
До этого мгновения Андрей воспринимал табакерку и ее свойства условно, куда менее реально, чем Лидочка.
А сейчас — сейчас ему нужно было три дня. Три дня, чтобы все улеглось, чтобы Ахмет нашел убийц, чтобы избежать неминуемого позора тюрьмы и допросов. «Тетя Маня не переживет», — пролетела в мозгу нелепая фраза.
Пальцы сами шарили по ребру портсигара. Вот она, кнопка…
Раз! Андрей нажал на кнопку портсигара. Два! Он нажал еще раз. Три! Портсигар чуть щелкнул. Андрей знал — с другого торца выскочила реечка с тонкими делениями.
Из-за поворота донесся топот сапог. Андрей кинул взгляд в другую сторону. Ночной преследователь стоял на месте.
— Беги! — крикнул он.
Андрей нажал на шарик в конце реечки, и тот послушно утопился в металле.
Касаясь очередной рисочки, шарик чуть слышно вздрагивал, и странно было, что сквозь шум и крики, сквозь стук собственного сердца Андрей слышит эти щелчки и старается считать их. Сколько их было? Два? Четыре?
Из-за угла выскочил полицейский.
Преследователь что-то тащил из кармана.
Андрей нажал на шарик.
Он знал, что все сделал правильно.
Собственная рука и табакерка, зажатая в ней, исчезли.
Все исчезло.
Наступила ночь.
Кончился мир, и было лишь стремительное падение в бескрайнюю черную бездну…
Глава 5
Октябрь 1914 г
Андрей ударился. Больно ударился. Кто-то спросил:
— Молодому человеку плохо? — Это был мужской голос.
— Ты готов обниматься с каждым пьяницей! — ответил женский на повышенных тонах.
Андрей постарался открыть глаза и ответить. Удалось это не сразу. Наконец он сказал:
— Спасибо, все хорошо. — Он увидел лишь спины прохожих — солидной пары: он в сюртуке, она в длинном приталенном пальто.
