— Ты думаешь, что он жив?
— Нет, не думаю. А если жив, то уже в Турции. Я, конечно, что смогу, узнаю — у меня в Ялте свои люди. Но не надеюсь.
— Может, Глаша знает?
— Если она знает, ничего не скажет, — возразил Ахмет. — Тут большая политика.
Переехали перевал. Слева мелькнули огоньки ресторанчика. Но останавливаться не стали. Мощный мотор работал как часы. В Алуште остановились, и Ахмет наполнил бензином бак из запасной, прикрепленной сзади плоской фляги, в которую вмещалось, по словам Ахмета, пять галлонов бензина.
Дальше ехали быстро, по верхней дороге. Андрею было жалко Глашу. Глаша должна жить, он сделает все, чтобы она осталась жива. Потом мысли перекинулись на встречу с Лидочкой. Он не хотел бы, конечно, чтобы встреча произошла именно в такой день… Последние письма Лиды были коротки и вежливы.
В деревне, верстах в двадцати за Алуштой, Ахмет остановил машину и, сказав, что вернется через десять минут, ушел. Возвратился он через час — Андрей успел задремать. Очнулся от тихих голосов. Говорили по-татарски. Невидимый в темноте человек помог положить в машину парусиновый мешок, в котором было что-то железное. Когда поехали дальше, Андрей спросил у Ахмета:
— Ничего нового не узнал?
— Я и не спрашивал. Здесь они ничего не знают.
— А в Крыму турецкие агенты есть?
— В Крыму все есть.
— Не бойся. Я тебя не выдам.
— Разве камень с горы можно остановить? А камни уже посыпались. Только ты не слышишь.
— Мне в самом деле политика неинтересна.
— Дурак, она не будет тебя спрашивать, что тебе интересно. Ты же песчинка в лавине.
— Постараюсь отойти в сторону.
— Как же ты отойдешь, если ты ее не слышишь? — засмеялся Ахмет.
Когда подъезжали к Ялте, Андрей спохватился, что Иваницких он не предупредил, хотя можно было телеграфировать из Симферополя. Сейчас, в одиннадцатом часу ночи, появляться без предупреждения неприлично. А в доме отчима никого нет — да и как ночевать в доме, где произошло страшное преступление?
— Ты сам где будешь ночевать? — спросил Андрей.
— У своего человека. Конечно, ты можешь там переночевать, только тебе не очень удобно будет.
— Наверное, я остановлюсь в гостинице, — сказал Андрей.
— Во «Франции»? Или в «Мариано»?
— В «России».
— Там дорого. Там великие люди жили.
— Она наверху — оттуда недалеко до дома отчима…
— А до дома, где твоя Лидочка живет, — два шага?
— Ты провидец, Ахмет!
— Тогда у меня есть предложение — посмотрим на дом? Мне тоже интересно.
— Спасибо, мне неловко было тебя просить об этом.
— Ехать на моей машине от самого Симферополя ему ловко, а до дома доехать неловко.
Дом Берестова был неосвещен. Андрей увидел его издали, от поворота, когда машина медленно взбиралась в гору. Старинным зловещим ночным замком он поднимался над откосом. Странное чувство полной нереальности владело Андреем. Он не имел отношения к этому дому и тому страшному, что было с ним связано. Он был не более чем читателем этой повести, понимающим, что все эти ужасы созданы воображением романиста. И отчим его, странная фигура на велосипеде с трубкой, и Глаша, и Филька, что выбегает к калитке, чтобы встретить гостя, — все они — давно читанная книга.
Андрей потер виски, чтобы отделаться от наваждения.
Ахмет затормозил, не доезжая до калитки. Свет фар осветил синий мундир и оранжевый галун на синем погоне. Полицейский поднял руку, защищаясь от света фар, и шагнул вперед, положив пальцы другой руки на эфес шашки.
— Кто такие? — спросил он громко.
Андрей вышел из машины и подошел к полицейскому.
— Моя фамилия Берестов, — сказал он. — Я сын господина Берестова.
— Завтра, — сказал полицейский. — Завтра с утра будет здесь следователь, господин Вревский. А сейчас прохода нет.
— Простите, — сказал Андрей, — а вы не знаете, в какой больнице находится жившая здесь женщина Глафира?
— Не могу знать, — сказал полицейский. — Завтра приходите.
— В больницу поздно, — сказал Ахмет.
Когда машина, развернувшись, поехала вниз, Ахмет сказал:
— Мои опасения подтверждаются. Они оставили пост.
— А чего в этом такого?
— Где и когда ты слышал, чтобы у ограбленного дома, где никто не живет, через четыре дня после событий стоял ночью полицейский? Власти тоже думают, что это не простое ограбление.
Ахмет остановил машину возле «России». Широкие веранды были темными. Портье спал, положив голову на стойку. Места в гостинице были — сколько угодно. Отдавая Андрею ключ, портье сказал, что впору закрывать отель. Людям не до Ялты. А раньше в «Россию» записывались заранее. Даже Горький и Бунин.
Положив чемодан, Андрей вышел на веранду. Набережная была обозначена редкими фонарями. Между ними зияли темные ночные пространства. Это была совсем не та Ялта, что весело бурлила совсем недавно. Даже в октябре жизнь в ней не стихала до полуночи.
Невидимые волны накатывались на камни и мерно ухали, потом шуршали, уползая назад. Спать совсем не хотелось. В маленькой комнате было слишком тихо, и потому воображение начало строить картины — кричащая Глаша, Сергей Серафимович, лежащий на ковре в луже крови… Откуда они узнали о тайнике под ковром? Кому Сергей Серафимович мог рассказать о нем, кроме Андрея? О нем знала Глаша, но Глаша вне подозрений. Зачем отчиму рассказывать о тайнике другим людям?.. Шпион? Немецкий шпион? Засланный в Ялту много лет назад? И ничем не выдавший себя за эти годы? Ну даже если это так, то зачем было его грабить?
Больше ходить по комнате из угла в угол не было сил. Андрей спустился вниз. Портье снова спал, на этот раз свернувшись калачиком на скамейке у входа. Андрей прошел мимо, не разбудив его.
Он поглядел направо, туда, где темнела, закрывая половину неба, крона старого платана. Платан — свидетель… Андрей свернул наверх, к армянскому храму. Улица была совсем не освещена, ни один фонарь не горел, и только луна, прорываясь порой сквозь облака, рассеивала темень.
Не доходя до переулка, Андрей услышал сзади шаги. Он замер. Может, в иной день он и не придал бы этому звуку значения — мало ли кто возвращается поздно к себе домой? Но тут звук сразу показался зловещим. Андрей внутренне подобрался. Пошел быстрее. Шаги, заглушаемые собственными шагами и стуком забившегося сердца, тоже участились.
Андрей остановился, шаги простучали — раз… два… три… И видно, преследователь, услыша, что Андрей встал, тоже замер.
Господи, этого еще не хватало! Андрей полез в карман — в кармане лежали лишь ключи от московской квартиры и немного мелочи — это не оружие.
