— Так точно, товарищ полковник! Я знаю наизусть основные справочные вводные, наиболее часто используемые поправочные коэффициенты, но буду изучать и все остальные! — криво улыбаясь, ответил старший лейтенант, глядя прямо в глаза своему начальнику. — Я выучу все. Меня никто не собьёт и не запутает!
Им обоим всё было ясно. И в глазах старшего лейтенанта, и в глазах полковника отчётливо читалась неприкрытая ненависть.
* * *
— Ой, Сашенька, я так рада! — Оксана выбежала на звук вставляемого ключа и бросилась к мужу на шею. — Тебя не было почти двадцать дней! Точнее, восемнадцать!
— Ты считала дни, любимая?
Александр выпустил из рук чемодан и крепко обнял жену. Она только что вышла из ванной. Из-под намотанного на голову полотенца выбивались мокрые пряди волос. Обнажённое тело прикрывал только лёгкий домашний халатик, и сквозь тонкую ткань Саша ощущал гибкое влажное тело. Но… Естественной мужской реакции на близость любимой женщины не наблюдалось! Он слишком вымотался в рейсе и испытывал только усталость. А из желаний оставалось только одно: повалиться на мягкую постель и заснуть в тишине и покое. Ещё хорошо бы выпить малость для расслабления… Раньше таких желаний у него не возникало. Но Шульгин и другие операторы подтвердили, что именно так ведёт себя организм после рейса.
— Я даже часы считала! Мне было жутко одиноко! Я не знала, что делать, целыми днями слонялась по квартире… Почему ты не позвонил, не передал никакой весточки?
— Это исключено по условиям службы, — Кудасов отстранился и принялся раздеваться. — У нас нет телефонов, и мы не можем ничего передавать своим семьям. А почему ты меня не встретила? Всех встречают, тут такая традиция.
— Я вообще не хочу выходить из дома! Тут такая обстановка… Меня все ненавидят, они показывают пальцами и смеются…
— Думаю, ты ошибаешься. Это простая мнительность. Хотя к жизни в закрытом городке надо привыкнуть. Я ведь тебя предупреждал.
— Да, но я не думала, что это будет так ужасно, — босыми ногами девушка прошлёпала по дощатому полу вслед за мужем в комнату и остановилась справа от него, когда Александр устало плюхнулся в кресло.
— Я не думала, что тебя не будет почти три недели, что ты даже не позвонишь ни разу…
— У меня не было возможность позвонить, Оксаночка, — повторил Кудасов, расстёгивая форменную рубашку.
— Возможность всегда можно найти. На более-менее крупных станциях есть междугородние автоматы. Надо просто захотеть…
Александр досадливо поморщился.
— Мы даже носа не высовываем из этой чёртовой железной коробки! Какие автоматы на станциях? Мы нигде не останавливаемся!
— Странно. Что же это за работа такая, Саша? Меня она начинает пугать!
Саша сорвал с потного тела рубаху и швырнул её на пол.
— Меня тоже. Мы задавили человека и даже не остановились! Меня укачивало, накрывала депрессия, я находился на грани нервного срыва! Хорошо, майор Булатова помогла, она дала мне таблетки…
Оксана насторожилась:
— Эта врачиха? Она красивая… И что она тебе дала, кроме таблеток?
— Перестань! Ты не представляешь себе, что за обстановка в этом поезде! Все на виду друг у друга, все за всеми следят, все на всех стучат…
— Зачем же ты пришёл на такую работу? И зачем меня привёз сюда? Чтобы я сидела в четырёх стенах и тосковала? Я вообще не понимаю, зачем ты так хотел жениться на мне? Ведь ты вполне мог, вернувшись из своего рейса, навестить меня в Тиходонске и вновь отправиться в этот секретный рейс! Но в перерывах я была бы свободной. А ты запер меня, как птичку в клетке! Зачем тебе это нужно?
Оксана села напротив мужа за низенький журнальный столик, достала из кармана халата распечатанную пачку «Винстона». Ловким и непринуждённым движением вставила в рот одну сигарету и, щёлкнув зажигалкой, припалила кончик. Затянулась, округлив губки, красиво выпустила несколько колец дыма. Глаза Александра полезли на лоб от изумления. В первое мгновение он даже не знал, что сказать.
— Ты куришь? — Александр невольно поймал себя на том, что недовольно хмурит брови. С сигаретой в зубах и в непристойно задранном халате жена имела совершенно неприличный вид. Если отбросить словесные ухищрения, призванные маскировать и облагораживать суть вещей, то она была похожа на проститутку.
— А что мне остаётся делать? — фыркнула Оксана. — Ты совершенно не знаешь собственную жену, Саша. Я всегда курила. Но понемножку, из баловства, с подружками, чтобы никто не видел. А оставшись одна в этой дыре, я закурила в открытую. Это компенсация недостатка того, к чему я привыкла. Хоть и маленькая.
— Компенсация недостатка чего?
— Общения. Веселья. Приятной компании, в конце концов. Я ненавидела Тиходонск, и ты это прекрасно знаешь. Но сейчас я понимаю, что там было в сто… Нет, в тысячу раз лучше и приятнее, чем здесь. И меня ужасает сама мысль о том, что это только начало, — Оксана помолчала, глубоко затягиваясь едким табачным дымом. — Саша, назови мне хоть одну причину, по которой мы должны жить в Кротове и жертвовать радостями нормальной человеческой жизни?
— Моя работа, — Кудасов нервно сглотнул. — Я офицер, я распределён на новое место службы. Неплохое, с перспективой, я уже получил внеочередное звание. А через трудности быта и тяготы службы мы должны пройти вместе, от этого никуда не денешься. Если бы я был не ракетчиком, а барабанщиком в ресторане, то тогда веселья, общения и приятных компаний вокруг меня было бы в избытке. Хотя мужчины в этих компаниях могли оказаться женщинами, а женщины — мужчинами.
Александр говорил правильные слова, но испытал определённую неловкость. Потому что правильные слова — это одно, а реальные условия жизни, в которые он поставил Оксану, — совсем другое. Недовольство супруги имеет под собой почву. Он действительно привёз её в незнакомое место, к чужим людям и оставил совершенно одну на восемнадцать дней. Да тут кто угодно на стенку полезет. Не только курить, но и пить запоем начнёшь! Женский алкоголизм — это бич военных городков, особенно там, где мужья оставляют жён на недели и месяцы…
— Твоя работа! — артистично повторила Оксана и выпустила очередное кольцо дыма. — Звучит очень пафосно. И что дальше? Я хочу знать, какие реальные перспективы она принесёт нам. Тебе и мне! Чем ты занимаешься? Что это за поезд, в котором ты вынужден кататься, не высовывая носа наружу?
Кудасов заколебался. Сейчас он, как никогда прежде, разрывался между чувством долга, ответственности и любовью к самой прекрасной девушке на свете. Что ей сказать? Она, конечно, имеет право знать, ради чего терпит лишения и неудобства. Она — близкий человек, любимая женщина, российский гражданин, наконец! Но… Как говорил шеф гестапо Мюллер: «Знают двое — знает и свинья». Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. И кто знает, куда оно залетит… Недаром столько раз предупреждали его особисты, недаром он дал столько подписок…
Чувство долга перевесило.
