Тишина боевого вагона нарушалась только дребезжанием лампы дневного света. Кудасов поднял голову и по неровному мерцанию определил, что это вторая справа.
— Сделаешь?! — он требовательно хлопнул по бронированному лбу — так строгий дрессировщик призывает к порядку закапризничавшего тигра или медведя.
И совершенно отчётливо услышал металлическое:
— Да!
У него даже мороз прошёл по коже. Что же это? Ведь ракеты не могут разговаривать! Может, так отозвался металл на хлопок ладони?
Он снова поднёс руку, но внезапно остановился: какое-то шестое чувство подсказывало, что больше с ракетой фамильярничать не стоит.
Наступила полная тишина, даже лампа перестала дребезжать. Александр молча смотрел на ракету, а ракета, в свою очередь, смотрела на него. Они понимали друг друга. Ракета признавала в нём повелителя и готова была подчиняться приказам. А он чувствовал её частью своего тела, может быть, пальцем, который, если надо, протянется через тысячи километров и ткнёт в нужную точку. И снова, как когда-то в Красноярском полку, появилось ощущение могущества и ничем не ограниченной силы.
Сзади скрипнула дверь, и он почувствовал биоволны другого человека. Резко развернувшись, он бросил руку к кобуре, сорвал тугую петельку застёжки и оцепенел.
Перед ним стояла майор Булатова. В форме, с напряжённо застывшим лицом. Дефектное освещение сделало ей свой макияж: огромные, лихорадочно блестящие глаза, острые скулы, запавшие щёки, плотно сжатые губы.
— Наталья Игоревна?! — изумление было неподдельным.
— Да… Я… Видите ли, я принесла вам таблетки… А вас на месте не оказалось… Вот я и пришла сюда…
Женщина была явно не в своей тарелке. Её взгляд перебегал с лица старшего лейтенанта на непробиваемый лоб атомного монстра, причём чувствовалось, что на сферическую сталь ей смотреть гораздо проще.
— Какие таблетки? — тихо спросил дежурный оператор.
— Фенамин. Для завтрашнего запуска, — так же тихо ответила военврач.
Всё это было сущей ерундой. Таблетки вполне можно отдать завтра, вызвав младшего по званию офицера к себе в медчасть, а не носить самой по спящему поезду. Очевидно, Наталья Игоревна это понимала, потому что даже в мертвенно-белом «дневном» свете было заметно, что она покраснела и в очередной раз отвела взгляд.
— Ой, я ещё никогда здесь не была…
В боевом вагоне очень мало места, они стояли почти вплотную друг к другу.
— Тогда проходите, — сказал Кудасов. Что говорить дальше и куда тут можно пройти, он не знал. Но ощущение силы и всемогущества не исчезло, поэтому он обнял женщину за плечи, привлёк к себе и крепко поцеловал в губы, которые немедленно раскрылись навстречу.
Боевой вагон атомного поезда — не место для долгих свиданий. Александр захлопнул тяжёлую дверь, резко развернул лёгкую фигурку к себе спиной и поднял форменную юбку почти до талии. Трусики у Натальи Игоревны были не такими блядскими, как у Оксаны, а самыми обычными, не рассчитанными на то, чтобы производить впечатление на мужчин. Но спустились они так же беспрепятственно: съехали до колен и теперь ничему не мешали. Белые ягодицы и перечёркнутые лёгким шёлком женские ноги подействовали на молодого ракетчика так же, как действует команда «На старт!» на тактические ракеты мобильного базирования: они поднимаются под углом пятьдесят градусов к горизонту…
Такого в боевом вагоне БЖРК ещё не происходило. Майор Булатова слегка наклонилась, упираясь растопыренными ладонями в сферический лоб баллистической ядерной ракеты «Молния», а старший лейтенант Кудасов пристроился сзади и, продев руки ей под мышки, вцепился в майорские погоны, прикрывающие хрупкие плечи. Нижней частью тела он наносил сильные короткие удары, каждый из которых достигал цели. Наташа «заводилась» все больше, она начала стонать и тоже задвигалась в противофазе напору старлея.
Это была чудесная схватка, особую остроту которой придавало то обстоятельство, что телевизионная камера под потолком добросовестно транслировала происходящее в боевом вагоне на монитор дежурного оператора смены. Саша знал это и торопился изо всех сил. Оставалось надеяться, что ни Белов, ни Петров, ни Шульгин не вышли в операторскую и не подошли к надоевшему экрану, не сели на свободное место, чтобы полюбоваться редким зрелищем. В конце концов, сейчас ночь, и необычная картинка не привлечёт постороннего внимания.
В своих надеждах Саша был прав. Но он не учитывал, что майор Сомов отнюдь не посторонний, а напротив — человек, призванный вникать во все дела поезда, особенно необычные и скрытые от постороннего глаза. С этой целью все телекамеры БЖРК дублируют передаваемое изображение на монитор в его каюте.
Особист, как всегда, засиделся допоздна, потом спрятал в сейф документы и для порядка пощёлкал тумблером, осматривая боевые посты. Рутинная и надоевшая проверка, которую можно и не делать, потому что до сих пор никакой интересной информации она не приносила. Но на этот раз картинка происходящего в боевом вагоне заставила его подскочить и несколько раз протереть глаза.
— Да что это! Кто такие?! Гомики?!
Он увеличил изображение и присвистнул, хотя на борту спецпоезда это категорически запрещалось.
— Ничего себе… Докторша! Етить переетить! Вот тебе и скромница! А с ней-то кто? Стажёр! Ну и ну! Своей бабы мало! Вот жеребец! Тут после рейса ни у кого не стоит, а он прямо на маршруте вдувает! Да ещё прямо на бомбе!
Ну и ну!
Сомов вертелся, как карась на сковородке. Его сжигала необычность происходящего и двойственность своего положения. Что делать? Он с удовольствием записал бы сцены в боевом вагоне, но это не было предусмотрено техническими возможностями системы. Бежать в боевой вагон самому? А что дальше? Государственной измены нет, шпионажа нет, диверсии нет… Супружеская измена в наличии, да ещё с участием жены командира части. Можно, конечно, раскрутить большой скандал, но не выигрышный для него лично и для отдела КР в целом. Недоброжелатели скажут, что особисты совсем закопались в грязном бельё, вместо того чтобы обеспечивать безопасность стратегического объекта. А Булатов — мужик крутой, запросто может надавать по морде. А то и пристрелит сдуру: когда глубинные чувства задеваешь, люди на крайность готовы…
В конце концов он придумал, что ему можно сделать. Не отрывая жадного взгляда от экрана, он оделся по всей форме, нацепил даже галстук и надел фуражку, приоткрыл дверь каюты и стал ждать.
Схватка в боевом вагоне подошла к концу, майор и старлей разъединились и, не глядя друг на друга, привели одежду в порядок.
— Ой, я сама не знаю, как это получилось, — сказала Наталья Игоревна, глядя в сторону.
— Извините, это я виноват, — одновременно произнёс Кудасов.
Наступила неловкая пауза. Сверху на них смотрела одна из мощнейших ядерных ракет в мире. Такого ей никогда раньше видеть не приходилось. И майору Сомову, впрочем, тоже.
