– Кто твой напарник?
– Из блатных. Тулой кличут. Он не в теме. Взяли на подхват…
– А со мной что решили?
– А тебя думали в Москве искать…
– Ну, вот он я! Нашелся! И что дальше?
Одной рукой Волк взял Эйно за затылок, другой – за острый подбородок. Тот смотрел, как обреченный на заклание баран.
– Твоя взяла… Может, отпустишь?
Волк на мгновение задумался, взвешивая «за» и «против». На чердаке пахло затхлостью и гнилью.
– Нет.
Резкий рывок, хруст шейных позвонков, конвульсивные движения тела… Все!
Атлетически сложенный, покрытый татуировками человек стоял на пыльном сыром чердаке, опустив тяжелые, удлинившиеся до колен руки. То, что он сейчас сделал, было необходимым для бойца разведки специального назначения по прозвищу Волк, которому приказы и инструкции не позволяли оставлять живых свидетелей в боевом поиске и которого специально учили не бояться смерти и крови. И для уголовника Расписного, который подчинялся не законам и инструкциям, а правилам и обычаям криминального мира, добить поверженного врага было естественной необходимостью, гарантировавшей от мести и повышающей авторитет среди себе подобных. Для Вольдемара Вольфа происшедшее являлось потрясением, вынужденным актом отчаянной самообороны, без которого невозможно было защитить свою семью. А вот для старшего лейтенанта милиции Волкова содеянное было тяжким преступлением – умышленным убийством…
Если бы Волк, Расписной, Вольф и Волков принялись обсуждать происшедшее, то вышел бы жаркий спор, в котором каждый, несмотря на, казалось бы, самые убедительные аргументы, не смог бы убедить других. Но вместо четверых спорщиков на чердаке стоял один человек, и все противоречия взглядов и позиций проходили через его душу и сердце. Внутри у него что-то трещало, лопалось, ломалось. Сильно болела душа.
«Правильно сделал, не переживай, – сказал кот. – Иначе не разойтись».
«Надо еще тех двоих мочкануть, – кровожадно добавил пират. – За спиной никого оставлять нельзя».
«Одного. Главного», – подвел итог черт.
Человек на чердаке встряхнулся, превращаясь в Расписного. Для того все было ясно и понятно. Оглядевшись, он подошел к лазу на крышу, с трудом открыл маленькую тугую дверцу и выглянул наружу. С этой стороны дома располагался замусоренный пустырь с заброшенным котлованом, людей видно не было. Не мешкая, он вытащил тело Эйно Вялло на крышу и столкнул вниз.
Сам он тоже быстро спустился вниз, но по лестнице. На улице было сухо и солнечно. Как ни в чем не бывало прогуливались люди, мамаши катали в колясках детей, судачили на скамейках старушки, то и дело мимо проезжали машины. Большеголовый сидел в той же позе: прошло всего десять минут он не успел устать. Ему предстояло участвовать в убийстве, он был к этому готов. И ничего не знал о том, что планы изменились. Расстегнув рубашку до пояса и зажав между ладоней завернутый в платок «браунинг», Расписной сел рядом, сделав вид, что вытирает руки. Большеголовый покосился недовольно и отвернулся.
– Здорово, Тула!
Большеголовый вздрогнул. Осведомленные незнакомцы не сулят ничего хорошего.
– Глянь сюда! – Расписной приподнял платок, показав нацеленный в живот соседу пистолет. – На чужую землю залез, разбираться надо… Железки есть?
Конечно, стрелять здесь было крайне нежелательно. Но блатные – народ дисциплинированный и под пушкой стараются не дергаться. К тому же Тула смотрел не столько на оружие, сколько на татуированную грудь Расписного.
– Я вообще не при делах, – хрипло сказал он, выворачивая карманы. – Мне бабки заплатили, я и поехал. Что скажут – то сделаю. Своего интереса нет.
– Тогда слушай внимательно, брателла, – по-блатному растягивая слова, сказал Расписной. – Твои дружки уже копыта отбросили. Наши ребята тебя хотят следом пустить. Но раз ты не при делах…
Он подумал, почмокал губами:
– Убили! Человека убили, – раздался издали истерический женский крик. Это произошло на удивление вовремя, чтобы произвести максимальный эффект.
– Из окна выбросили! Милицию вызывайте!
У Тулы на лице выступила испарина:
– Они мне не корефаны, я их знать не знаю…
– Ладно, живи! – выдержав паузу, наконец кивнул Расписной, и Тула перевел дух. – Давай только, дергай из города по-быстрому. Чтоб через полчаса тебя здесь не было.
– Понял, братское сердце, – Тула встал, прижимая руки к груди. – Сукой буду – больше сюда не заявлюсь!
Большеголовый мгновенно исчез. Жадный до зрелищ народ бежал за дом, чтобы посмотреть на труп Эйно. Крики, шум, суматоха… Очень быстро подъехала ПМГ-6. Трансформировавшийся из Расписного старший лейтенант Волков подошел, поздоровался с сержантом Ивониным.
– Как отдыхается, командир? – весело спросил тот, потому что Волков взял законный выходной.
– Нормально. К отцу друг приехал, вот пришли в гости, а тут какая-то фигня…
– Не дают отдохнуть спокойно! – посочувствовал старший экипажа.
Они пробились сквозь толпу. При виде милицейской формы народ расступался без звука.
Эйно Вялло лежал между бетонной плитой и грудой битого кирпича. Ноги у него перекрутились, а руки были разбросаны. Смотреть более подробно Волков не хотел и не стал.
– Сам упал? Пьяный, наверное…
– Не повезло… Вон какая куча мусора, попал бы в нее, может, и жив остался, – судачили зеваки.
«Это вряд ли», – хихикнул кот. А может, так подумал сам Волков. Или Волк, или, скорей всего, Расписной.
Милиционер-водитель Смыков осмотрел труп, подошел, козырнул Волкову, доложил:
– Похоже, из окна выпал. Вроде трезвый и одет прилично…
– Сообщай дежурному, пусть присылают группу! – распорядился Волков, потому что командир взвода ППС всегда находится на посту, даже в свой собственный выходной.
В это время из подъезда вышли Фогель и Генрих. Витька Розенблит, следуя полученным инструкциям, ни на шаг не отставал от них. Фогель втянул голову в плечи. Ему явно не нравилось скопление народа, не нравилась милицейская машина, не нравилось отсутствие подельников.
– Что тут у тебя происходит, Генрих? – спросил он, то и дело оборачиваясь на дверь подъезда. Он был так озабочен происходящим, что не обратил внимание на подошедшего Владимира.
– Ничего особенного, дядя Иоганн, – сказал Расписной. – Эйно Вялло упал с крыши.
Фогель вздрогнул:
– Это ты?! Я думал, ты в Москве… А что с Эйно?
– Разбился в лепешку. Скажу вам по секрету, – Расписной понизил голос. – Он уже падал со сломанной шеей. Так что он теперь никак не сможет ударить отца ножом. И меня тоже.
– Что?! – воскликнул Генрих. – Почему ножом? Мы очень мирно попили чай, у Иоганна нет ко мне никаких претензий…
