— Они все разного возраста, — объяснил Волшебник, будто прочитав мои мысли. — Молодые, такие, как этот, — живут, переваривают пищу, поют песни. Потом они начинают потихоньку высыхать и мало-помалу превращаются в те развалины, куски которых лежат у тебя под кроватью…
Я замолчал, пытаясь представить себе, каково это — быть эхом, запертым в утробе гигантского то ли растения, то ли животного, обреченного на превращение в известковый купол. Мне стало жутко.
— Подумай о том, что твой друг будет жить еще долго, — негромко сказал Волшебник. — По крайней мере, его голос… ты даже можешь с ним поговорить, если, конечно, не боишься…
Но мне уже не хотелось ни с кем разговаривать. Я с трудом сдерживал желание развернуться и драпануть со всех ног к Двери, за которой остался мой привычный, понятный мир. Когда-то, при первой встрече с Волшебником, я именно так и сделал, но теперь я стал старше и не мог позволить себе столь явное проявление трусости.
— Я больше никому не расскажу о Красном городе! — крикнул я, медленно отступая от конуса. — Никому, никогда, слышите?
Волшебник рассмеялся и снова пощелкал секатором. Рваная рана на боку трепещущего сооружения быстро затягивалась, становясь похожей на розовый лишай или расчесанный укус комара.
— Это твое дело, мальчик. Раз уж ты нашел Город сам, без чьей-то подсказки, ты волен делать здесь все, что хочешь. Но если ты когда-нибудь все-таки решишься рассказать кому-нибудь о Городе, знай, что этот человек непременно сюда попадет. Потому что ты не простой мальчик, а Проводник.
— Что это значит? — дрожащим голосом спросил я. Волшебник находился уже довольно далеко от меня, но я все еще боялся, что он может прыгнуть на меня, схватить и затолкать в один из этих ужасных живых конусов.
— Когда-нибудь ты поймешь, — с добродушной улыбкой ответил Волшебник. — А пока тебе надо только запомнить, что любой человек, которому ты расскажешь о Городе, рано или поздно окажется здесь. И чем красочнее будет твой рассказ, тем короче будет его дорога…
Он подмигнул мне, потом повернулся спиной и шагнул куда-то в сторону, мгновенно пропав из виду. Это был предпоследний раз, когда я встречался с Волшебником.
В течение года, прошедшего после гибели Лехи, я не позволял себе даже думать о Красном городе. Точнее сказать, не думать о нем было так же невозможно, как и о пресловутой желтой обезьяне, но я мужественно гнал эти мысли прочь. Дверь временами возникала передо мной — то дома, то на улице, — словно призывая одуматься и продолжить исследование таинственного красного мира. Я неизменно отворачивался и уходил прочь, втайне надеясь, что Дверь, обиженная таким невниманием, перестанет являться мне вовсе. Этого, однако, не произошло, и, когда мне исполнилось четырнадцать, былая решимость навсегда забыть о Красном городе выветрилась из моей души. Однажды утром я снова перешагнул порог и оказался посреди бурой, усыпанной пористыми камнями пустыни. На горизонте громоздились руины Города, похожие на кубики, разбросанные по земле исполинским ребенком. Здесь все было по-прежнему, здесь ничего никогда не менялось, и ощущение это наполнило мою душу невыразимым покоем. Внезапно я понял, как же мне не хватало Города все это время. Поднял с земли камешек и, запустив его в сторону ближайшего конуса, двинулся по дороге из черного янтаря к городским воротам.
Еще четыре года я посещал Город постоянно. В школе мы ходили в двухдневные турпоходы, и я приучился всюду таскать с собой флягу с водой и спички. С этими нехитрыми запасами я мог пройти куда большее расстояние и добраться до самых заповедных уголков Города.
Я расскажу вам о том, что видит человек, оказавшийся за городскими воротами. Сразу за полуобвалившейся кирпичной стеной черная дорога обрывается, словно обрезанная ножом. Пространство, примыкающее к воротам, завалено обломками кирпичей, камнями, какими-то проржавевшими металлическими конструкциями и вообще весьма напоминает свалку. По краям этой свалки расположены ямы с гудящими цветами, засыпанные мелкой красно-бурой пылью. Я не знаю, насколько они глубоки — во всяком случае, палка длиной с мою руку свободно уходит в пыль, не встречая никакого сопротивления.
Если перебраться через груды строительного мусора, попадаешь на вымощенную камнем мостовую, ведущую к мрачному зданию из темно-зеленого полированного мрамора. В нем три этажа, но нет крыши: она обвалилась внутрь, отчего здание стало похоже на пустую коробку. Двери, ведущие в здание, засыпаны мелким щебнем, но попасть внутрь все-таки можно — через высокие узкие окна первого этажа. Другое дело, что в самом здании нет решительно ничего интересного — только прах, битый мрамор и столбы пыльного света, проникающие через провалы перекрытий.
Неподалеку расположен странный сухой бассейн, выложенный разноцветными круглыми дисками. В закрученную спиралью чашу спускаются две лестницы без перил. На дне бассейна лежит нечто, сильно смахивающее на консервную банку. Я несколько раз пытался спуститься по лестнице и посмотреть на этот предмет вблизи, но так и не смог этого сделать. Почему — объяснить не берусь. Когда вы подходите к бассейну, он кажется совершенно обычным местом, ничуть не хуже и не лучше любого другого в Городе, но стоит поставить ногу на первую ступеньку лестницы, на вас немедленно накатывает волна необъяснимого страха. Может быть, это как-то связано с едва различимым запахом, поднимающимся со дна бассейна. Он немного похож на запах затянутого тиной болотного окна, нагретого летним солнцем. Да, совсем забыл: ступени одной лестницы выложены из белого камня, а второй — из черного…
…Шесть лет я держал свою клятву и никому не рассказывал о Красном городе. Все это время я много путешествовал по Городу, но Волшебника больше не встречал. Несколько раз я подходил к конусу, в котором была замурована частица моего друга, и пытался разговаривать с ним. Дважды мне казалось, что Леха отвечает. К сожалению, его голос был слишком слаб, чтобы различить слова. Конус за эти годы ощутимо прибавил в размерах и стал похож на роскошный бело-золотой шатер. Мне оставалось только надеяться, что он проживет еще долго и будет становиться все больше и больше. И что Лехе в нем будет просторно.
Потом мне исполнилось восемнадцать лет, и я ушел в армию.
Рассказывать о своих армейских буднях я не собираюсь. В них не было ровным счетом ничего интересного. Достаточно сказать, что самым ярким моим воспоминанием о днях службы стали три недели, которые я провел в военном госпитале, в восьмидесяти километрах от нашей заставы. В госпитале, по крайней мере, были девушки.
Однако именно в армии я нарушил клятву, данную Волшебнику, и рассказал о тайне Красного города человкку, который пытался превратить мою жизнь в ад.
Да что там пытался! Несколько месяцев он успешно осуществлял свое намерение. Ефрейтор Хуснутдинов, любимец начальника заставы, чемпион Закавказского военного округа по боксу, большую часть своего времени тратил на то, чтобы заставить новобранцев почувствовать себя полным дерьмом. При этом он вовсе не был тупой скотиной и к делу своему относился философски. По мнению Хуснутдинова, только пройдя через немыслимые унижения и не сломавшись, можно было стать хорошим бойцом.
