– Мне не хочется, – перебила его Белка. – И никогда не хотелось.
Ей хотелось его перебить – хотелось, чтобы он на минуту вырвался из плена тех чувств, которые вели его рассказ. Она сама не заметила, как появилась у нее жалость к нему. В соединении со страхом это было невыносимо.
– Ты необычная. – Кирилл отдышался и быстро вытер лоб ладонью. – Я потому с тобой сразу… Ты меня поразила. Ты ведь это и сама заметила, я знаю. А она… Она даже не столько на моем жеребячестве возрастном сыграла, сколько на тщеславии. Как же – кто был ничем, тот станет всем, обкомовским зятем! Ну и стал… Потом времена вроде бы переменились, но именно вроде бы – папаша ее при полной силе остался, как и все его коллеги. Всего я тебе рассказывать не буду. Стыдно это, Белла, стыдно и противно вспоминать. Только лет в тридцать я очнулся. Выяснилось, что детей у нее быть не может. И не то чтобы я такой уж чадолюбивый был, но почему-то меня это уязвило. Я уже к тому времени и так-то с трудом ее характер выносил, а тут еще это… Давай, говорю, разведемся. Вот тут она мне все и высказала. Что мадам Брошкиной она быть не собирается и разлучит нас с ней поэтому, как в сказке, только смерть. Естественно, моя, потому что сама она умирать не намерена, могу даже не надеяться, а если я себе бабу заведу, то она ее уничтожит. Я, конечно, в эти ее выкрики не поверил, не такая уж я тряпка, как ты сейчас, наверное, думаешь.
Он посмотрел на Белку вопросительно. Она молчала. Ничего она сейчас не думала, только слушала эту дикую историю.
– И что? – все-таки спросила она.
– И ушел. А следующий год провел частично в больнице – веселые ребята меня вечерком на улице встретили, частично на нарах – вдруг выяснилось, что я налоги недоплатил, да и вообще бизнес у меня сомнительный, и прикрыть его в любую минуту можно. А тюрьма, Белла, она любого… В общем, вышел я оттуда верным супругом. Потом, правда, еще кое-какие телодвижения пытался совершать. За границу сбежать, к примеру. Но это они очень просто пресекли, для них границ нет. И всё. Последние десять лет и бизнес у меня процветал, и с супругой я жил – обзавидуешься. Пока тебя не встретил.
– Лучше бы не встретил! – вырвалось у Белки.
К страху и жалости добавились у нее в душе презрение и ярость. К нему, к нему! Да прекрасно же он понимал, чем дело кончится, прямым текстом ему сказали, что бабу его уничтожат, на личном опыте убедился, что шуток не будет, так какое право он имел ее, не спросясь, во все это втягивать?! Кто ему дал право считать, будто она его так беззаветно любит, что на все ради него пойдет?
– Ты слишком высокого о себе мнения, – еле сдерживаясь, процедила Белка.
– Почему? – не понял он.
– А сам не понимаешь?
– Понимаю…
– И что мне теперь предлагаешь делать?
Именно это интересовало ее в первую очередь. И во вторую тоже. И в третью. Только это ее теперь интересовало, а не достоевские страсти в его благородном семействе.
– Тебе надо уехать, – сказал Кирилл.
– Интересно, куда? В Венецию? – съязвила она.
Кирилл ее язвительности не расслышал. Или не обратил на нее внимания.
– Было бы хорошо, – кивнул он. – Но я не уверен, что удастся.
– Это почему еще? – не поняла Белка.
– Белла, еще раз: надо понимать возможности этих людей. Если она действительно решила тебя уничтожить, то за границу она тебе выехать не даст.
Смысл его слов был так ужасен, что Белка даже не обратила внимания на проскользнувшие в его голосе назидательные интонации, которые в другой ситуации, конечно, пресекла бы немедленно.
– Решила меня… – пробормотала она.
И поперхнулась окончанием фразы.
– Я не могу с уверенностью сказать, что это именно так, – поспешно произнес Кирилл. – Она сейчас в безумном состоянии, даже в клинику согласилась лечь. Так что пока непонятно, что она в дальнейшем предпримет. Но я не исключаю, что у пограничников на тебя стоит какой-нибудь сторожок и за границу ты выехать не сможешь.
Белка не верила своим ушам. Какой еще сторожок? Какое отношение она имеет ко всему этому, при чем она к миру, в котором подобное возможно?!
– Это счастье, что она легла в клинику, – сказал Кирилл. – Только поэтому я смог наконец к тебе прийти. Айфон пришлось на работе оставить, – невесело усмехнулся он. – Через него мои перемещения отслеживают.
– А без него не отслеживают? – зло спросила Белка.
– Я вышел из офиса через окно туалета. И через него же вернусь обратно.
Она слушала и не верила своим ушам, своему мозгу. Неужели в простой человеческой жизни возможен такой шпионский триллер, и из-за чего, из-за обычного романчика на стороне, заведенного на третьем десятке супружеской жизни?
– Она всегда такая была, – сказал Кирилл. – Я же тебе объяснил: они так воспитывают своих детей. А у нее еще и гормональные проблемы. С возрастом усугубились.
– У нее, я так поняла, в любом возрасте проблемы одни и те же, – поморщилась Белка. – И что теперь, я до конца своих дней должна в подполье уйти?
– Это кончится, – сказал Кирилл.
Голос его прозвучал так, что Белка посмотрела на него с удивлением. Она хотела спросить, чем это кончится, но не стала спрашивать. Ей показалось, что в глазах его мелькнуло безумие. Лучше не знать о планах этих людей! В том, что за долгие годы Кирилл сделался частью этого жуткого мира, у нее сомнений не было. По своей воле или в самом деле, как он говорит, под давлением неодолимых обстоятельств, это уже не имеет значения, тем более для нее. Она должна из всего этого вырваться, вот что сейчас главное.
– Тебе лучше уехать поскорее, – сказал Кирилл.
Белка уверилась в своей догадке о том, что благодаря напряженной супружеской жизни он научился читать женские мысли.
– Поскорее – это когда? – спросила она.
– Лучше сегодня. И лучше прямо отсюда, не заезжая домой. Она вчера легла в клинику, пока под капельницами в искусственном сне, выключена из процесса. А что она предпримет, когда вернется, неизвестно. А я… Я тебя люблю, Белла. – Его голос дрогнул. Наверное, не стоило сомневаться в искренности его признания. Но ей уже было на его искренность наплевать. – После того, как… все это случилось, я каждую нашу минуту вспоминаю. Днем, ночью – как сомнамбула. У меня все перед глазами стоит, до мелочей. Как мы с тобой фильм под звездами смотрели, как в Марокко ездили, как ты чай в винных бокалах подала, помнишь, когда старушка та приходила… Все я помню, Белла! Каждый твой шаг.
Она слушала рассеянно. Вся эта лирика не имела значения по сравнению с переменами, которые ей предстояли. А они предстояли точно, от этого уже невозможно было отворачиваться после всего, что он ей сообщил.
«Маме придется все рассказать, – краем уха слушая Кирилловы излияния, думала Белка. – Ну, не все, но многое. Может, и ее с собой увезти? Но куда, куда?.. Во всяком случае, надо ее предупредить, чтобы в случае чего знала, что про меня говорить. Пусть скажет, что я с каким-то мужчиной куда-то уехала! Да, это будет правильнее всего. Кирилл-то вот он, у супруги на глазах, а я, значит, с другим уехала, про меня можно забыть. Они и забудут. Забудут. Не может быть иначе!»
