– Пока мы не знаем. Вы лучше расскажите, что с Анной Павловной стряслось и где она лежит?
– Ну, где лежит? В Ленина, то есть в этой, как ее? Господи, прости. Все перезабудешь, – мелко перекрестилась Гертруда Феоктистовна. – В Покровке. Туда всех сердечников свозят. А когда увезли? Так как раз на другой день после того, как Сергей продукты привозил последний раз. Он в этот день два раза приезжал, с утра и вечером, – неспешно рассказывала соседка, припоминая события. – Что он так зачастил, не знаю. Анна-то меня еще утром спровадила, как Сергей уехал. «Иди, – говорит, – мне одной побыть надо». А на другой день я к ней зашла, по пути в магазин, хоть Сережка продукты накануне и привез, а вдруг, думаю, хлеба нет или хочется чего. Она карамельки очень любила. Как маленькая, – рассказывала с видимым удовольствием Гертруда Феоктистовна. – А она лежит, бледная вся. Плохо, говорю? Может, с сердцем нехорошо, давай «неотложку» вызовем? Нет, говорит, не надо. Я ушла. А перед обедом, я как раз прилечь собиралась, что-то мне тревожно стало, дай, думаю, зайду к ней. В дверь звоню, никто не открывает. Тут уж я мигом к себе за ключами, у меня ключи есть на всякий случай. Открыла, а она в комнате лежит. Ну, я сразу «неотложку», в больницу ее, и Сергею звонить. А он, как назло, не отвечает, а номера жены его я не знаю. На следующий день я ему снова звоню, а он все вызовы сбрасывает. Потом на работу позвонила, там секретарша говорит, что еще не появлялся, обещал после обеда быть. Я сказала, чтобы он мне перезвонил, а сама к Анне поехала. На следующий день снова звонить принялась, а у него уж телефон отключен. А Марининого телефона у меня и вовсе не было. Хотя я ее видела пару раз, – максимально подробно отчиталась соседка.
– А вам не показалось странным, что Сергей вам не перезвонил, вроде такой заботливый племянник? – простодушно спросил Володя.
– Да не знаю. Он же начальник большой, и вообще человек занятой, влиятельный. Анна мне сама говорила, что лишний раз старается его не беспокоить. У него то совещание, то переговоры. Ну, так и я попросту не трезвонила, – пожала плечами Гертруда Феоктистовна. – Я ему до этого и звонила-то всего раза два. Первый раз полтора года назад, когда Анне с сердцем под Новый год плохо стало, и вот теперь. А так и не звонила. Незачем. Деньги либо он сам мне передавал, когда заезжал тетку навестить, либо Анна. Всегда вовремя.
– Значит, вы помогали Анне Павловне по хозяйству? – решил уточнить Володя.
– Ну, да.
– А что, сама она не справлялась? Вроде не такая уж старая? – прикинулся простачком адвокат Скрябин.
– Да, не старая, чуть постарше меня. И не то чтобы очень болела, а так, вареная какая-то, – пожала плечами Гертруда Феоктистовна. – У нее несколько лет назад муж погиб. Убили его. Это я случайно узнала, – словно по секрету, сообщила она своим гостям. – У него как раз юбилей был, и Анна Павловна с Сергеем за столом сидели в комнате, а я на кухне пирогами занималась, и вот она и говорит племяннику, что, мол, лучше бы не его, а меня тогда убили, мне бы легче было, чем так мучиться. Ну, Сергей ее, понятно, утешать стал, про сына напомнил. Что они теперь с отцом на нее смотрят, она держаться должна.
– С сыном? – переспросила Женя. – Значит, сын у нее тоже умер?
– Да. Все умерли. Потому ее Сергей из Москвы к себе и перевез. Чтобы там одна не зачахла. Про сына-то она мне сама рассказывала и даже фотографию показывала. Он у нее на операции умер, пересадку ему делали внутренних органов. Молодой еще совсем был. Компьютерами занимался, зарабатывал хорошо. Невеста вроде у него имелась. А может, и нет, – нахмурилась Гертруда Феоктистовна, у которой, вероятно, почерпнутые среди соседок сведения о жильцах дома и их родственниках иногда путались в голове.
– Ясно. Значит, Сергей у нее был какого числа? – решил уточнить Володя путаные и размытые показания соседки.
– Ой, двадцать седьмого, наверное, – покачала головой Гертруда Феоктистовна. Потом встала, дошла до откидного календаря на стене и, еще раз что-то пересчитав, уже уверенно подтвердила: – Да, двадцать седьмого.
За день до убийства Кольцова, отметила про себя Женя.
– А часто он ей продукты привозил? – решила проявить инициативу молчавшая до того журналистка.
– Да нет. Когда заезжал навестить, всегда гостинцы привозил, целую сумку деликатесов притащит, мы потом вдвоем неделю лопали, чтобы не пропали, – мечтательно вздохнула Гертруда Феоктистовна, которая, судя по всему, деликатесы уважала.
– А часто он Анну Павловну навещал? – спросил Володя, волнуясь в душе, когда же соседка озаботится их странным любопытством и как они будут выкручиваться.
– Да нет. Когда как. Мог и каждую неделю заезжать, а иногда и раз в месяц заскочит впопыхах, даже чаю не выпьет, и снова по делам, – покачала головой Гертруда Феоктистовна.
– А в последнее время часто бывал? – поинтересовалась неизвестно зачем Женя.
– А вам зачем? – подозрительно напряглась вдруг соседка.
– Да просто спросила. Он же врач, неужели не заметил, что Анне Павловне нездоровится, – мастерски выкрутилась девушка, имевшая определенный талант быстро находить правдоподобные отговорки.
– Э-э, – прищурив глаз и грозя Жене пальцем, проговорила Гертруда Феоктистовна. – Знаю я, зачем вы спрашиваете. Не случайно же Маринка вас послала.
– А зачем? – изобразила притворное недоумение журналистка, вынуждая соседку саму раскрыть их с Володей коварные планы.
– Я Марину-то всего два раза видела, но Анна говорила, она хорошая. Очень переживала только, что детей у них нет, – проговорила соседка, глядя на Женю хитрыми глазами. – Да, мне и самой показалось, что Анне это неприятно было. Она как ту девицу с Сергеем увидела, даже в лице переменилась. Сперва вроде как ничего, улыбалась даже, разрешила им в комнату пройти, а потом вдруг занервничала и стала торопить, чтобы уходили, мол, ей к врачу надо. А я на кухне сумки разбирала и чайник как раз ставила, все слышала. И ни к какому врачу Анне в этот день было не надо, и Сергея она очень ждала, а как увидела его с этой фифой, так и рассердилась, – многозначительно приподняла брови Гертруда Феоктистовна. – Не знаю, зачем он ее к Анне повез, но думаю, она меня потому и выгнала, что хотела Сергея отругать, звонила ему наверняка, потому он к ней вечером, наверное, и приехал. Раньше-то такого никогда не бывало, чтобы он по два раза в день мотался.
– А как она выглядела, эта женщина? – не помня себя от радости, спросила Женя. Вот оно! Любовница! Причина развода!
– Да как? Лахудра, она и есть лахудра. Что с прической, что без. Так мать моя покойница говорила. Отец-то мой, царствие ему небесное, тоже нашел себе этакую кралю и нас с матерью бросил и не вспомнил ни разу, пока парализованный не слег. Цаца-то его быстренько ручкой сделала. Тут он, конечно, названивать стал, доченька, ягодка моя! Ягодка! Когда мать меня одна тянула, потому как этот гад три копейки алиментов платил, потому что все на свою лахудру тратил, так ни разу о своей «ягодке» не вспомнил, – в сердцах сплюнула на чистый паркетный пол Гертруда Феоктистовна, потом гневно помолчала и все же продолжила: – Ростом примерно с вас, – кивнула она на Женю. – С формами. Не сказать, чтоб совсем уж девчонка, не моложе Марины. Одета дорого, представительно. Юбка узкая, почти до колена, и зад тоже такой весь напоказ. На каблучищах. Лицо смазливое, покрасивее Маринки. Этакая фифа. Такая вцепится, не вырвешься.
