– А что вы тут празднуете? – вырвалась из оцепления Женя и снова оказалась посреди кабинета.
– Так день рождения! – охотно пояснил толстый одышливый дядька в форме, чей емкий зад с трудом балансировал на одном стуле. – Петр Леонидович, ты чего скромничаешь?
– Да вы лучше сюда, к нам садитесь! Мы гостям всегда рады, особенно гостьям, – донеслось с той части стола, где сидел уже виденный Женей Звонарев с такими же молодыми, еще не потерявшими интереса к хорошеньким посетительницам коллегами.
– Нет, я уж с именинником, – не растерялась Женька, беря под ручку помрачневшего именинника.
– Что вам от меня надо? – устало спросил Суровцев после нескольких тостов, когда внимание к гостье несколько ослабло.
– Я же сказала, я мириться пришла, – тихонько прошептала Женька, с усмешкой глядя на Звонарева, пытающегося строить ей глазки через стол.
– Считайте, помирились. Это все? – едва шевеля губами, ответил Суровцев.
– Нет. Вы меня подло обманули, – забывая о конспирации, повернулась к нему Женя. – Обещали данными на Коваленко поделиться и не поделились. Что мне толку с ее домашнего адреса, если она там одна проживала? Да и работа ее, «сеть отелей», иди, ищи эту сеть!
– А вам как хотелось? На все готовенькое? – не смог скрыть самодовольства Суровцев. – Думали, я вам за кусок свинины все служебные секреты вывалю?
– Ах вы двуличный, злой человек! – осуждающе покачала головой Женя. – И не стыдно вам так бессовестно молодую девушку использовать?
– Это кто это бессовестно молодую девушку использует? – зычно гаркнул над Жениным ухом какой-то сильно нетрезвый субъект с очень мутными глазами, в расстегнутой до пупа форменной рубахе.
– Никто, закусывай, Сергеич, это мы так, о деле, – посоветовал не вовремя очнувшемуся коллеге Суровцев. – Ну что вас принесло именно сегодня? – с горечью шепнул он Женьке, снова обретая мрачный настой.
– Зов сердца, – ехидно промурлыкала она, кровожадно размышляя о том, как бы поквитаться с коварным капитаном и вынудить его поделиться необходимой информацией.
Потом взглянула на свою пеструю, до пят, еще из прошлой жизни юбку, на широкий палантин, усмехнулась, выскользнула из-за стола, за отсутствием густых смоляных кудрей и пышной груди, тряхнула плечами и, воскликнув: «Плохо, товарищи, мы поздравляем именинника, он у нас совсем трезвый!» – запела «цыганским» голосом:
– Выпьем за Петрушу, Петрушу дорогого, свет еще не видел трезвого такого!
Присутствующим песня понравилась, они дружно ее подхватили, захлопали в мозолистые ладоши, а некоторые повылезали из-за стола и затопали вокруг Женьки, сбивая ее с ритма и мешая выбивать чечетку. Веселье набирало обороты, дым стоял коромыслом. Брыкающемуся Суровцеву сослуживцы почти насильно влили внутрь стакан водки, он отплевывался, орал: «У меня язва», но разве язва остановит подвыпивших мужиков, решивших осчастливить приятеля.
Когда взрыв веселья пошел на убыль, Женька вернулась на место и шепнула на ухо Петру Леонидовичу:
– Ну что, даете сведения по Коваленко или мне продолжить?
– Будь проклят тот день, когда я вас на мосту встретил, – с чувством выговорил капитан. – Надо было мне вас вслед за утопленницей пихнуть.
– Фу, какой злой и грубый, – обиделась Женя. – Давайте уже координаты подруг и сослуживцев Коваленко и простимся навсегда.
– Тьфу, тьфу, тьфу. Чтоб не сглазить, – поплевал через плечо именинник и полез из-за стола.
Домой Женя шла чуть ли не вприпрыжку, даже тяжелый пакет с едой не мешал. Суровцев, в надежде раз и навсегда отделаться от нее, от полицейских щедрот выдал ей телефон аж пяти подруг и четырех сослуживиц покойной Ирины Коваленко. Значит, завтра, если не объявятся новые свидетели по Васильевой, она сможет заняться Коваленко, а еще надо не забыть позвонить Ольге, проконсультироваться по поводу ворованных медкарт, а еще позвонить родным Ани Лосевой, попросить у них несколько фоток покойной. А еще завтра в пять Нина проходит обследование у Виктории, если, конечно, та сможет договориться со своим профессором. Впрочем, наверное, сможет. Эта весь мозг вынесет, если чего-то захочет.
– Уф, сколько дел! А еще неплохо бы новую юбку купить и джинсы, а то хожу как цыганка. Тоже мне солидный журналист! – опустила глаза вниз Женя, глядя, как взвихряется яркой вспышкой под порывами ветра ее легкомысленная юбка.
К сожалению, надеть Женьке было практически нечего. Канареечно-желтые джинсы выглядели вызывающе, ярко-красные провокационно, в дырявых было уже холодно, коротенькие юбки с оборочками отпадали категорически, так же как и длинные до пят, украшенные огромными аппликациями и расшитые бисером. Вот и получалось, что носить Женьке нечего. Придется опять в Трупповы деньги залезать. Купить обычные джинсы и скромную юбку. Хотя сегодня ее наряд оказался очень кстати, но больше она концерты давать не собирается. За этими суетными размышлениями Женя успела добраться до дома и даже до квартиры.
Навстречу ей тут же выскочил Сильвер и стал страшно ругаться на испанском, а потом сбегал в комнату и притащил оттуда Корнишона. Посадил котенка возле маленькой, выложенной посреди ковра в прихожей кучки.
– Ай-ай-ай, – покачала головой Женя, – это кто же не умеет пользоваться туалетом?
Но Сильвер, вместо того чтобы одобрить Женин выговор, резво подбежал к ней и клюнул в ногу.
– Ой! Ты что делаешь, разбойник? – подпрыгнула от неожиданности Женя.
– Где была? Где шлялась? Где шлялась? Где шлялась? – затараторил Сильвер, сердито вертя головой и кланяясь.
– Так это я, что ли, виновата? – дошло наконец до Жени. – Я, между прочим, работаю, еду вам покупаю! – обиженно проговорила она, потирая клюнутую ногу.
– Шляешься, шляешься! Эгоистка! – перебил ее Сильвер и снова клюнул в ногу.
– Ах, вот вы как? – Женя отчего-то страшно обиделась на попугая.
Может, потому, что повторял он слова очень знакомые, и даже интонацию воспроизводил, и хотя, по сути, Сильвер был, конечно, прав, потому как котенка Женя домой принесла, а вести себя не научила, а целыми днями где-то пропадала, возвращалась домой поздно, и Сильвер без нее, конечно, скучал, да и Корнишон, наверное, тоже. Но то ли из-за того, что очень устала, то ли потому, что подобные упреки и оскорбления сыпались на нее от Владика на протяжении всех последних лет, больно раня своей грубостью и несправедливостью, Женя сейчас разревелась как маленькая и, обидевшись на попугая, убежала в комнату, упала на диван и уткнулась носом в подушку.
Девушка горько плакала, когда почувствовала, как что-то маленькое и теплое забралось к ней за воротник и свернулось там комочком, а над ухом раздалось сдержанное, немного ворчливое: «Давай мириться».
Женя подняла заплаканные глаза, на спинке дивана сидел Сильвер. Он потерся об нее клювом и снова повторил: «Давай мириться».
Женя пощекотала ему пальчиком шейку, приласкала Корнишона и отправилась раздавать угощение и убирать сюрприз в прихожей.
