– Насколько я понимаю, уже нет, – сложила руки на груди, готовясь к битве, Женя.
– Между прочим, это я оплатил аренду за два месяца, – гордо выпятил грудь Владик.
– А до этого несколько месяцев платила я. К тому же договор аренды заключен на мое имя, и я решаю, кто здесь будет жить, а кто нет! – бесстрашно ответила Женя, поражаясь собственной отваге.
– Этот вопрос решает хозяйка, – нисколько не смутившись, внес свою коррективу Владик. – В любом случае я остаюсь, – нагло заявил он и повернул в комнату.
– Еще не хватало! – возмутилась Женя и рванула следом за ним. – Ты сейчас же отсюда уберешься! – Она с ужасом почувствовала, что теряет контроль над собой. Прежние обиды, его по-хозяйски наглая манера вести себя, попытка снова вернуться в ее жизнь после всех измен и оскорблений заставили ее кровь бурлить, в глазах потемнело.
И ведь он не пришел с цветами, не извинился, ничего не сказал о своих чувствах, а просто явился, и все! Как к себе домой! Так, словно она обязана его принять, обязана проживать с ним до конца своих дней, если он, конечно, не передумает, и это при том, что из спальных мест в квартире имелся один-единственный двуспальный диван!
– Сейчас же выметайся отсюда! – яростно выкрикнула Женька, врываясь в комнату и с ужасом видя, что Владик уже снял рубашку и теперь принимается за джинсы.
– Хватит орать и строить из себя истеричку. У тебя это плохо получается. Лучше иди, сделай пожевать чего-нибудь, я сегодня еще не обедал. У нас с самого утра шла репетиция, – устало вздохнул он, мановением руки направляя ее в сторону кухни. – Я, между прочим, главную роль получил.
– Пожевать? – в ярости прошипела Женя. – У меня истерики плохо получаются? А вот это у меня получается хорошо? – И не помня себя от ярости, она схватила с комода лежавший там толстый журнал и запустила им в наглеца.
Владик ловко увернулся, рассмеявшись ей в лицо. Женя пошарила рукой и ухватила лежавшую там же щетку для волос, метнула ее следом за журналом. Щетка пролетела через всю комнату и стукнулась с грохотом о стену. Котенок испуганно пискнул и заплакал. На его плач из-за дивана выбежал привычный к скандалам Сильвер и, схватив беднягу клювом за шкирку, утащил за диван, прятаться.
Эта картина заставила Женю опомниться.
«Что же я делаю? Я же опять как последняя дура разыгрываю его сценарий. Отработанный до мелочей, набивший оскомину! Его приход без цветов и извинений. Его хамство, скандал, моя истерика, слезы, примирение, секс. Ну уж нет!»
Женя, сузив глаза, глубоко вздохнула и, сказав Владику: «У меня молоко убежало», скрылась на кухне. В квартире повисла напряженная тишина.
Что же мне теперь делать, привалившись спиной к дверям кухни, спросила себя Женя. Ничего не делать? Он просто уляжется спать, а ей куда деваться? Продолжать в том же духе? Будет только хуже. Женя затравленно шарила глазами по кухне, пока не заметила, что молоко действительно убежало. Пришлось отмывать плиту и греть его по новой. Владик не появлялся. Из комнаты доносился звук работающего телевизора.
Все! Втерся, прижился, освоился. Теперь его с дивана не выкуришь. Что же делать, в отчаянии подумала Женя. Она сняла подогретое молоко с плиты, налила в блюдце и понесла в комнату, прилагая титанические усилия, чтобы не смотреть на диван. Сильвер с котенком сидели тихонько в щелочке за диваном.
– Все, конец воздушной тревоги. Вылезайте, – скомандовала Женя, ставя на пол блюдечко. Когда она выходила из комнаты, вслед ей раздалось вялое пожелание:
– Ты бы хоть сосиски отварила.
Жене понадобились все ее силы, чтобы не кинуться на паразита с выпущенными когтями. Она вновь вернулась на кухню, и чтобы как-то сосредоточиться, включила воду и вымыла пару тарелок.
Что же это делается? Он уже расселся на диване, требует сосиски и никуда, похоже, не собирается. У Жени была нешуточная паника, руки ее тряслись, губы дрожали. Если он сегодня останется, ей конец. Выгнать его она не сможет, потому что он выше и сильнее ее. Скандалом его не проймешь, только хуже будет. Игнорировать бессмысленно. А если дойдет до секса… Вот тут Жене стало по-настоящему страшно. Она прекрасно понимала, что стоит Владику ее поцеловать, не говоря уже о большем, и она снова превратится в его рабыню, которую будут шпынять, оскорблять, поливать презрением и помоями, вытирать об нее ноги, нещадно эксплуатировать и унижать. Ее уничтожат как личность, и как совершенно справедливо отметила Ольга, к сорока годам, да нет, что там, к тридцати пяти она превратится в жалкую опустившуюся пьянчужку, и финита ля комедия.
А может, самой сбежать? Одеться потихоньку и деру? Нет. Если она просто сбежит, это будет проявлением слабости и страха. А она это ничтожество, развалившееся на диване, не боится! Ну почти. И вообще, пришло время показать, кто из них чего стоит!
Он всегда твердил ей, что она бездарная актриса, лишенная напрочь актерского дарования, и еще совсем недавно ее это задевало. Боже, какая глупость! А уж в глазах Владика весь белый свет либо мечтал приобщиться к миру искусства, либо завидовал и восхищался теми, кому это удалось. Иные жизненные позиции он отметал, считая их масками, весьма бездарными. Теперь Женя вспоминала об этом со смехом, но еще недавно она сама разделяла его взгляды. Какое убожество! Да она в сто, в двести раз круче какого-то там Владика, шута из заштатного театришки, а уж Ольга или, скажем, та же доктор Ганелина и во все триста!
Нет. Владика надо ударить в его самое больное, чувствительное место! Надо врезать по его актерскому самолюбию! Глаза Жени горели мстительным пламенем, на лице играла ядовитая улыбочка. Она переродилась, сбросила оковы и стала собой. И пора бы кое-кому познакомиться с обновленной Евгенией Викторовной Потаповой!
– Ну держись, родной. Сейчас ты у меня вылетишь отсюда со свистом! – злорадно прошептала Женя и приступила к осуществлению мгновенно сложившегося в голове плана.
Она быстренько сварила сосиски, настрогала салат и вытащила из холодильника бутылку водки. В их с Владиком доме всегда имелся запас на случай нежданных гостей. Как правило, ночных. Женя составила все на поднос и разлила по стаканам водку. Точнее, Владику она налила водки, а себе предусмотрительно воды. И внесла поднос в комнату.
– Давай хотя бы отметим твое возвращение, – демонстрируя едва сдерживаемый восторг, проговорила Женя.
Владик милостиво согласился. Когда стакан водки был наполовину опустошен, Женя пожелала ему приятного аппетита и удалилась на кухню, «домывать посуду». Теперь ей были необходимы зрители, они же статисты.
Женька достала свой мобильник и отыскала в нем номер капитана Суровцева. Почему Суровцева? Во-первых, он был единственным служителем правопорядка, с которым она была лично и довольно близко знакома. Во-вторых, она была уверена, что, несмотря на свой скверный характер, он не сможет просто взять и отказать в помощи попавшей в беду женщине, да еще и знакомой, да еще и со связями в прокуратуре. Впрочем, последнее вряд ли играет большую роль. Просто Женя интуитивно чувствовала, что он ей не откажет. А потому смело нажала клавишу вызова.
