– Аня Лосева не так давно погибла. Она выбросилась из окна, и я расследую обстоятельства, приведшие ее к гибели, – лишенным эмоций, «профессиональным» голосом объяснила Женя.
– Погибла? Выбросилась из окна? – Прямые четкие брови доктора сошлись к переносице, а губы сжались в тонкую строгую линию. – Какая трагедия! Впрочем, как мне показалось, она была очень одинока, и вся эта история…
– А с чего вы взяли, что она одинока?
– Она пролежала у нас в стационаре около двух недель, и за это время ее почти никто не навещал, – пояснила врач, по-прежнему изучающе глядя на Женю.
– А что же с ней все-таки случилось?
– Лосева пришла к нам на платное обследование. Был мой прием, я провела обычный осмотр, взяла анализы, отправила ее на УЗИ. Девушка утверждала, что беременна. Срок уже три месяца, что наблюдается в частной клинике, врач очень хороший, но в последнее время у нее появились странные ощущения, ухудшилось самочувствие, к тому же доктор, у которого она наблюдалась, намекнула ей, что у плода есть отклонения в развитии.
– Да что вы?! – Такие подробности Жене были неизвестны. Очевидно, Аня не всем делилась со своей начальницей.
– Да. Такое, конечно, бывает. Но самое удивительное, что девушка не была беременна. Это я поняла сразу же и без УЗИ. Зато у нее обнаружилась огромная опухоль, причем опухоль эта была выращена искусственно.
– Как огурец в теплице? – неловко пошутила Женя и тут же смутилась под недоуменным осуждающим взглядом врача. – Простите. – Она смутилась и покраснела, как школьница перед учителем.
– Лосева не была беременна. Ей кололи какой-то сильнодействующий гормональный препарат на протяжении нескольких месяцев. В результате у нее прервался менструальный цикл, произошел ряд изменений в организме, она стала прибавлять в весе, и у нее появилась опухоль, которую ни один мало-мальски грамотный доктор не смог бы не заметить. Она уже наружу торчала! Когда она обратилась к нам, опухоль уже достигла значительных размеров, около девяти сантиметров в диаметре! – Женя только охнула, представив себе такой нарост. – В результате пришлось удалить ей почти все женские органы, – сухим строгим голосом продолжала рассказывать Ганелина. – Оставили один яичник, чтобы она могла хоть немного ощущать себя женщиной. Но ни о каком деторождении речи уже не шло. – Виктория Игоревна замолчала, глядя в окно на уже голые ветви березы, раскачивающиеся на октябрьском ветру, вспоминая, как несколько месяцев назад впервые увидела Аню Лосеву.
Лето было в разгаре, стояла жара, был конец недели, и Виктория мечтала о выходных, о том, как они с мужем поедут на дачу, к сыну, о прохладном озере, шашлыках. Хорошо бы досидеть там до утра понедельника, тогда прямо с дачи можно поехать на работу, размышляла Виктория, заполняя очередную карточку и ожидая, пока пациентка оденется и выйдет. Потом нажала кнопку вызова, и на пороге появилась бледная, слегка оплывшая женщина примерно Викиных лет, в светлом жакете и легкой расклешенной юбке.
– Проходите, присаживайтесь, – пригласила Вика, беря у медсестры карточку. – Анна Антоновна? – переспросила она, взглянув на титульный лист. – Вы просто на осмотр или вас что-то беспокоит? – Задала она стандартный вопрос.
– Я беременна, уже три месяца, – проговорила Анна Антоновна, нервно сжимая и разжимая сомкнутые в замок руки.
– Тогда вам лучше обратиться в консультацию или родильный дом, – несколько недоуменно посоветовала Вика.
– Я наблюдаюсь в частной клинике, но мне нужна независимая консультация, а у вас, говорят, хорошие специалисты.
Вот так состоялось их знакомство. Вика взглянула на сидящую возле стола журналистку и продолжила:
– Лосева очень тяжело пережила эту историю, очень нервничала из-за несостоявшейся беременности. Знаете, в наше время женщины спокойнее, чем раньше, относятся к невозможности выносить ребенка. Есть карьера, путешествия, усыновление, для особо состоятельных – суррогатное материнство. Но Лосева была из тех, для кого рождение ребенка было смыслом жизни, ради этого она училась, строила карьеру, обустраивала жизнь. Когда узнала свой диагноз, едва в обморок не упала. Ей стало плохо с сердцем, мы с медсестрой ее полчаса откачивали, хорошо, был конец приема. После операции она долго не шла на поправку, лежала бледная, молчаливая, почти не двигалась, ни с кем не говорила. Знаете, мы, врачи, ко всему привыкаем, но Аню мне было жаль. Мы с ней практически ровесницы, и чем-то она была мне очень симпатична. Не могу сказать, что мы подружились, нет. Аня была слишком замкнута. Я пыталась наладить с ней более доверительные отношения, чтобы помочь ей, и не смогла. При всей своей внешней мягкости и кротости, Лосева могла быть весьма жесткой, когда защищала свою частную жизнь. Ее почти никто не навещал. Ни мужчина, от которого она думала, что забеременела, ни родные, только несколько раз какая-то женщина с работы приходила. И то Аня, как мне кажется, не очень радовалась этим визитам, – закончила свой рассказ Виктория Игоревна.
– Ее родные живут в другом городе, и, кажется, за последние годы они практически ни разу не виделись. А парень, насколько я знаю, ушел к другой, – пояснила Женя.
– Сволочь, – негромко, но с душой сказала Ганелина.
– Да, уж. Говорят, эта девица работала вместе с Лосевой, и они крутили роман у нее на глазах! И это после того, как она потеряла ребенка! В смысле все думали, что потеряла, – смешалась, запутавшись, Женя. – На работе никто точно не знал, что с ней случилось.
– Ясно. – Ганелина снова замолчала, как-то пристально глядя на Женю, словно рентгеном ее просвечивая. Жене даже не по себе стало, ее что, в чем-то подозревают?
– Скажите, Евгения, – Наконец заговорила Виктория Игоревна. – А почему вы расследуете именно Анину смерть?
– Ну, она была знакомой моей коллеги, – пожала плечами Женя. Потом спохватилась, что она не любопытная «девочка Женя», а журналист, ведущий серьезное расследование, и уже более солидно ответила: – Я стала свидетельницей самоубийства совершенно незнакомой мне женщины, а потом узнала о гибели Анны Лосевой, и у нас в редакции родилась идея программы, посвященной проблеме самоубийств молодых, успешных с виду женщин. Выйти на окружение Ани Лосевой было проще, и я начала с нее.
– То есть у вас не стоит задачи найти истинных виновников ее смерти, вы хотите лишь осветить ее причины? – ухватившись рукой за подбородок, спросила Ганелина.
– В общем, да. Но если нам удастся доказать чью-то вину, это только придаст передаче… – Женя замялась, подбирая подходящее слово, которое лишило бы начатую фразу цинизма.
Но Ганелина все равно поняла, что имела в виду Женя.
– Вы хотите сказать, что передача будет более скандальной и рейтинг у нее будет выше? – усмехнулась врач.
– В принципе, да.
– Ясно. А вам лично не стало жаль Аню Лосеву после того, как вы узнали ее историю? – продолжала допрашивать Женю доктор.
– Разумеется, стало. И меня, если честно, так и подмывает притащить в студию этого паразита, ее воздыхателя, и его новую пассию, чтобы их зрители в прямом эфире растерзали! – вдруг неожиданно пылко воскликнула Женя и тут же поняла, что она действительно хочет отомстить за смерть незнакомой Ани Лосевой, которую так подло, так гнусно бросил в трудную минуту близкий человек. Она представила себе незнакомого мужчину и его новую девушку, такую же, как он, дрянь. Вспомнила Владика, и скачущую на нем голую жену худрука, и чувство гадливости и унижения, которые она испытала, застав их в гримерке. И вскинула на Ганелину сверкающие жаждой мести глаза.
