– Ваш? – спросил Дмитрий.
– Соседский. В гости заходит, на огонек. Вернее, на рыбу. Я рыбалкой балуюсь, так он, как чувствует, по воскресеньям уже с утра дежурит. Ты любишь рыбалку?
– Не знаю, – ответил Дмитрий, подумав.
– Съездим – узнаешь! – сказал Фоменко и снова поморщился. Все, что он говорил сейчас, казалось ему беспомощным и фальшивым. Он не мог найти те единственно верные слова, которые нужны были, и это его огорчало. Ему было нестерпимо жаль этого парня, всей нелепой и неприкаянной его жизни. Он представлял, как тот сидел на скамейке во дворе генеральшиного дома, не решаясь войти. Их с Лидой сын. Отверженный. Смотрел на нее издали. Что он думал при этом? Ненавидел ее? Хотел отомстить? «Посмотреть в глаза», – как сказал Кузнецов. А может, он пришел спросить об отце? Он искоса взглянул на Дмитрия. Что он почувствовал, когда узнал об убийстве? Жалость? Любовь? Вину, что не уберег? И придумал себе наказание?
– Это ваш дом? – спросил Дмитрий, и Фоменко вздрогнул.
– Мой! Родительский, – ответил Фоменко. – Заходи… – он запнулся, не умея выговорить сотни раз говоренное прежде слово, достал ключ, пошарив рукой над дверью, долго возился с замком, распахнул наконец дверь, посторонился и сказал: – Заходи, сынок!
Глава 24
Будни наследницы
Молодая женщина по имени Надя, племянница и наследница генеральши Лидии Романовны Медведевой, лежала в роскошной теткиной постели и раздумывала: вставать или еще поваляться? Было уже довольно поздно – за темно-желтой задернутой портьерой угадывался яркий солнечный день. Женщина, потянувшись, уселась в постели, подложив под себя подушки. В гостиной тяжело и хрипло стали бить часы. Раз – бомм – два – бомм – три – бомм… Насчитав одиннадцать ударов, она спрыгнула с постели и, как была, обнаженная, подошла к зеркалу. Зеркало отразило тоненькую, слегка растрепанную девушку с румяным заспанным лицом. Внимательно рассмотрев свое изображение, она рассмеялась, звонко хлопнула себя по плоскому животу и побежала в ванную.
Спустя минут сорок она неторопливо завтракала в кухне, нарядившись в шикарный шелковый халат покойной генеральши цвета спелой сливы. Она размышляла о том, что привычные утренние ритуалы – подъем, душ, кофе – наполнены совершенно другим смыслом, если человек встает с шикарной постели, принимает душ в красивой ванной, где пахнет, как в раю, пьет обалденный кофе в красивой кухне и, главное, никуда не торопится. Никаких троллейбусов с автобусами, никаких неподъемных сумок и беготни, высунув язык, в поисках продуктов подешевле. Житуха – дай бог всякому! Сейчас она нальет себе еще чашечку, выберет себе что-нибудь из теткиного гардероба, «коллекции», как теперь говорят, и – вперед с песней! Прошвырнуться по бутикам, посмотреть, чем торгуют, прикупить еды – совсем чуть-чуть, только на сегодня, чтобы было чем занять себя завтра…
Завтра? Она задумалась на миг. Завтра? Кто знает, что будет с нами завтра…
Она допила кофе, сложила посуду в мойку – не хочется возиться – и побежала в спальню, где в громадном, во всю стену шкафу висела одежда покойной генеральши.
Молодая женщина принялась вытаскивать из шкафа платья, жакеты, юбки и бросать весь этот скарб на кровать. «Не слабо», – бормотала она, прикладывая к себе темно-серое кашемировое платье, еще хранившее запах духов Лидии Романовны.
– Спасибо, тетечка, ты меня многому научила, – бормотала она. – Спасибо за все! Золотишко, камешки, антиквариат, папочка с рисунками – этого надолго хватит, торопиться нам некуда… осмотримся помаленьку, прикинем – покупатель должен быть надежный, как швейцарский банк.
Девушка в белом жакете и черных брючках, с черной кожаной сумкой через плечо шла по улице, не пропуская ни одной лавки, попадавшейся ей по дороге. Деловито заходила внутрь, перебирала одежду, мерила туфли, нюхала духи. Она купила оранжевый шелковый шарф, который стоил целое состояние, небрежно обернула вокруг шеи, полюбовалась на себя в зеркало. Продавщица предложила сумочку и перчатки в тон шарфу. «Берем!» – рассмеялась девушка и подумала, что Лидия Романовна никогда бы не одобрила такой шарф. «А мне вот нравится! – подумала она. – Разные мы с вами люди, тетечка, и вкусы у нас разные. И дороги тоже разные…»
Она зашла в дорогое кафе, уселась на свое обычное место у окна. Официант, расторопный молодой человек, поспешил к ней, улыбаясь издали. «Как обычно?» – спросил, демонстрируя фразой и тоном, что молодая женщина долгожданный гость, привычки которого здесь отлично изучены. Ей не хотелось есть, не хотелось кофе – увлекшись, она выпила три чашки сегодня утром, но она не стала разочаровывать молодого человека и мягко сказала:
– Да, пожалуйста, если вас не затруднит.
Ей нравилось, как он смотрит на нее, этот психолог от коммерции, как скользит наметанным взглядом по одежде: итальянскому жакету тонкой шерсти с костяными пуговицами, и украшениям – скромной платиновой цепочке с крохотным бриллиантиком, серьгам в тон, безошибочно угадывая в ней деньги.
«Деньги… какая страшная сила! – думала она. – Беспощадная! Все можно купить за деньги – здоровье, любовь, свободу и комфорт. И на все пойти ради денег…»
Официант, улыбаясь, принес кофе и крохотные пирожные, ловко расставил на столе. Преувеличенно почтительно склонился к ней и шутливо спросил:
– Чего еще желаете?
– Пока ничего не желаю! – ответила она и тоже улыбнулась. Взяла со стола накрахмаленную салфетку, собираясь положить ее на колени, как делала героиня какого-то заграничного фильма – красиво, небрежно, как вдруг из салфетки выпал маленький листок бумаги, сложенный вдвое. Он спланировал на стол и улегся перед чашкой с кофе. Девушка замерла, повела взглядом по залу. Людей было немного. Три шумные пожилые дамы, отмечающие день рождения подружки; мужчина и женщина в углу, явно избегающие чужих взглядов, разговаривающие громким шепотом. Седой, прекрасно одетый мужчина средних лет. Поймав ее взгляд, он слегка улыбнулся и вежливо кивнул, не вкладывая в свой жест никакой двусмысленности.
«Был еще кто-то! – вспомнила она. – Был!»
За столиком рядом со стойкой бара кто-то сидел, когда она вошла. Женщина, кажется. А может, записка адресована не ей? Сюда ведь мог сесть кто угодно. Откуда они могли знать? Она машинально подумала «они», и отметила, что не очень удивилась. Если бы ее спросили, кто такие «они», она бы пожала плечами: «Не знаю!»
Уже третий день она садится именно за этот столик. Очень просто, «они» шли за ней. Что за конспирация дурацкая? Что им всем от нее надо? Нет, чтобы подойти и спросить… по-человечески. Она осторожно взяла листок, развернула. Оттуда выпал синий прямоугольник, похожий на билет в кино. «Завтра в три в «Новалис». Очень важно», было написано на листке. Она пожала плечами – что такое «Новалис»? Что-то знакомое…
– «Новалис»? – наморщил лоб официант. – Кинотеатр, кажется. На Пятницкой площади. Точно, кинотеатр!
Она доела пирожные, облизала пальцы. Посидела немного, бездумно глядя в окно. Перевела взгляд на столик, за которым кто-то сидел, когда она вошла. Вот только кто? Хотя, какая разница? Забегали, засуетились… Очень некстати. Просто хуже не придумаешь. Но ничего не поделаешь!
