Все решал один лишь звонок. И он прозвучал.
– Слушаю, – ответил Сергей.
– Я закончил работу, – сказал Тимофеев. – Сам не верил, что получится, но вот удача: нашел соответствие. В следотеке похожие пальчики есть.
– Похожие или точное совпадение? – с нажимом спросил Сергей, пытаясь отсрочить момент истины.
– Я неправильно сформулировал. Совпадение полное. Есть о чем поговорить.
– Личность установили?
– Представь себе – да. Только не знаю: расстрою тебя или обрадую.
– Чего уж там, Валерий Иванович, мочи все как есть.
– Тогда слушай. Пальцы принадлежат Марине Петровне Ивановой. В картотеку попали около десяти лет назад, когда ей было семнадцать. Девицу задержали за проституцию. Обвинялась она также в квартирных кражах. За недоказанностью дело было закрыто. Я почитал материалы – по-моему, опытная домушница. Не понимаю, почему ее не судили.
– Та-а-ак, – протянул Сергей.
– Что? – спросил Валерий Иванович.
– Пытаюсь понять, что с этим делать. Где искать Иванову. Ивановых у нас – полстраны. Можно сказать – одни Ивановы.
– А я тебе подскажу. Езжай в Ангелов переулок, дом семь, квартира шестнадцать. Может быть, найдешь ее там.
– Спасибо тебе, – недовольно сказал Дуло. Однако, спохватившись, решил, что не должен быть свиньей. – Сердечно благодарю, Валерий Иванович!
Тимофеев сказал:
– Подожди-ка… Забыл сказать. Яковлев мне звонил.
Сергей насторожился.
– Что хотел?
– Как я понял, тебя контролирует. Спросил, как дела с отпечатками…
– А ты?
– Я подумал, что ты сам ему обо всем расскажешь.
– Спасибо, – поблагодарил Дуло. – Сейчас выезжаю в Ангелов переулок.
Чувство, которое он испытывал, можно было назвать смятением, обескураженностью, ступором, а лучше: прострацией. Вновь поступившая информация не продвинула его вперед ни на йоту. Напротив, вернула на привычный круг блужданий в поисках истины.
Въезжая в Ангелов переулок, он даже не представлял, что будет делать. Кажется, столкнись сейчас Сергей с самой Мариной Петровной, он не нашел бы, о чем ее расспросить.
Но ему не представилась такая возможность. В шестнадцатой квартире жили другие люди, они слыхом не слыхивали ни про каких Ивановых. Другого Дуло и не ожидал.
Он вышел из подъезда с чувством непонятного облегчения, однако ответственность и профессионализм взяли верх. Покурив у входа, он снова вернулся в подъезд. Решив начать опрос с квартиры номер пятнадцать, Сергей наткнулся на пьяного гражданина, который не помнил даже вчерашнего дня. Расспрашивать его о соседях было бессмысленно. В четырнадцатой и тринадцатой квартирах ему не открыли, а вот в двенадцатой повезло.
Дверь отворила чистенькая старушка, при взгляде на которую стало ясно – она в ладу с головой.
Сергей предъявил «корочки», и его сразу впустили в дом. Он удивился тому, как меняются времена. Вот так взяла и впустила.
– Меня зовут Сергей Васильевич Дуло. Я – старший следователь Следственного комитета.
– Анна Антоновна, – старушка протянула руку «дощечкой».
Сергей уважительно пожал ее пальцы.
– У меня есть вопрос. Десять лет назад в квартире номер шестнадцать жила девушка – Марина Иванова. Отца звали Петром.
– Не было у Маринки отца. Ее мать нагуляла.
– Значит, вы ее знали… – Сергей улыбнулся и вынул блокнот. – Это мне повезло. Расскажите, пожалуйста, все, что помните.
– Я все помню, – сказала Анна Антоновна. – Девчонка пошла по рукам с пятнадцати лет. Трепали ее все подряд. Мать, Лизавета, была пьющей, никакого присмотра. Лет в семнадцать Маринку арестовали, потом отпустили.
– За что арестовали, не знаете?
– Она с подружкой в соседнем доме квартиру ограбила. Там инвалид жил. Ему всем миром деньги на операцию собирали. Когда он уехал в поликлинику на анализы, Маринка влезла к нему домой. Деньги украла и продукты из холодильника. Об этом все во дворе знали.
– Почему же ее отпустили?
– Она все на подружку спихнула, дескать, все та, а она, Маринка, ни к чему не притронулась, шла под угрозой. – Бабушка усмехнулась. – Видели б вы ту подружку. Тварь бессловесная, как хвост за Маринкой таскалась.
– Значит, подружку посадили. А что Иванова?
– Она все мать подбивала квартиру продать. Но та – ни в какую. Хоть и пьющая была, а свой интерес понимала. Когда Маринке исполнилось восемнадцать, Лиза, мать ее, выпила ацетон и скоропостижно преставилась.
– Самоубийство?
– Говорят – перепутала с водкой.
– Роковая случайность.
– На дне рождения дочери… – многозначительно добавила Анна Антоновна.
– Что вы хотите этим сказать?
– А вам не понятно?
– Нет. Поясните.
– Маринка подсунула матери ацетон. Об этом все во дворе говорили.
– Зачем? – удивленно спросил Сергей.
– Чтобы продать квартиру.
Он недоверчиво посмотрел на старуху.
– Вы говорите да не заговаривайтесь, – неожиданно грубо сказал он, возмутившись чудовищной версии. – Убить свою мать, чтобы продать квартиру…
Анна Антоновна ответила с таким же напором:
– Я-то не заговариваюсь, а вот вы, видать, недавно на свет родились. Она мать, как собаку, впопыхах закопала. Соседи и не заметили, как Лизавету похоронили. Чего уж говорить о поминках… А через неделю квартирка уже тю-тю и Маринка от нас съехала.
– Такого быть не могло, – сказал Дуло.
– Почему?
– По закону требуется полгода для вступления в право наследования. Так быстро она квартиру продать не могла.
– Кто-то не смог бы. А Маринка смогла, – настаивала старуха.
– Вы не допускаете, что ее обманули?
– Если вы насчет черных риелторов, так ее козырь выше.
– В каком смысле? – поинтересовался Сергей.
– Маринка любого за пояс заткнет. Когда надо – овечка, ласковей не бывает. Ну а если припрет – по трупам пройдет, а своего добьется.
– Что-нибудь слышали, куда она переехала или, может, к кому?
– Не слышала. – Старушка покачала головой. – Нет. Не знаю.
– Знакомые у нее были? Может, кто из соседей?
– Соседей тех за десять лет не осталось. Пожалуй, только я одна и живу. Друзей не видела.
– Где училась Марина?
– В школе, той, что в нашем дворе. Закончила ее или нет, я не знаю. Помладше была, с портфельчиком по утрам бегала.