— Он практически не приходит в сознание. Думаю, экзитус леталис неизбежен.
«Летальный исход», — понял Пономарев, изучавший в свое время судебную медицину. Он обратил внимание на явно очень старые и необычные кровати с многочисленными шарнирами и рычажками. Потом еще раз всмотрелся в лицо раненого. На миг показалось, что тот осмысленно рассматривает его между прищуренных век.
— Как вас зовут? Вы меня слышите? Откуда вы?! Медсестра покачала головой.
— Это совершенно бесполезно. Он не вступает в контакт.
Как бы опровергая ее слова, раненый вдруг открыл глаза и вытянул вперед свободную руку, как будто хотел проткнуть следователя вытянутым указательным пальцем.
— Вахит отомстит за нас! — хрипло, но довольно громко сказал он. — Вся Россия содрогнется под рукой Аллаха!
Рука упала на кровать, по телу прошла судорога, голова запрокинулась, и широко открытые глаза слепо уставились в покрытый трещинами потолок.
— Все, — сказала Забелина.
— Вы слышали, что он сказал? — спросил Пономарев.
— Слышали. Обычный бред умирающего человека. Пойдемте, вы уже не сможете его допросить. Только на Страшном суде. И то это будут делать другие.
— Это точно, — согласился Пономарев. Какая-то мысль крутилась в голове, не давая ему покоя.
Когда они вышли в коридор, он спросил:
— Что это за странные кровати? От отца я слышал, что их после войны подарила жена Черчилля. Или Рузвельта?
Доктор Забелина кивнула.
— В сорок шестом году чья-то жена действительно подарила больнице много оборудования. За шестьдесят лет оно пришло в негодность, только кровати исправно служат до сих пор. Я могу вам еще чем-либо помочь?
Следователь на секунду задумался.
— Мне нужна справка о его смерти.
— Справку я могу выписать хоть сейчас. А заключение — после вскрытия. Впрочем, по поводу причин смерти никаких сомнений у меня нет.
— У меня тоже, — кивнул Пономарев.
* * *
— «Вахит отомстит за нас», — озабоченно повторил Рожков, скорее обращаясь к самому себе, нежели к сидящему напротив Петрову. Сигарета прилипла к нижней губе оперативника, и, щелкнув зажигалкой, майор прикурил. — Не нравится мне эта фраза. Очень не нравится. Так же, как и продолжение: «Вся Россия содрогнется под рукой Аллаха». Что это означает? Уверен, что ничего хорошего. У меня эти руки Аллаха, эти террористы и шахидки уже вот где сидят, — Рожков чиркнул рукой по горлу, а затем выудил изо рта сигарету. Нервно стряхнул пепел указательным пальцем правой руки.
— У нас у всех они сидят в печенках! То усиление, то особый режим несения службы, то суточное дежурство, то взрыв, то ложный вызов, то новая ориентировка, то еще что-то… — По-моему, это угроза, — сказал Петров. — В бреду или нет, но угроза!
— Да, похоже. А угрозы эта публика на ветер не бросает.
— Я с вами полностью согласен, — мотнул копной рыжих волос старший лейтенант.
Он сидел в кабинете Рожкова за приставным столиком и смотрел в окно, а начальник УР расхаживал на небольшом свободном пространстве взад-вперед. На улице уже смеркалось: осень стремительно наступала, и день заметно сокращался. К тому же было пасмурно.
— То, что ты со мной согласен, Петруша, я знаю, — Рожков глубоко затянулся табачным дымом и пожевал фильтр зубами. — А слышал, что сказала прокуратура?
— Слышал, — невесело усмехнулся старший лейтенант. Пономарев написал рапорт о происшедшем и доложил прокурору, а Трегубое сказал, что бред умирающего никакого интереса для следствия представлять не может. И приказал активизировать расследование против милиционеров. Уже провели баллистические экспертизы. Первого кавказца поразили пули Петрова, второго смертельно ранили оба. Так что если захотят отдать милиционеров под суд, то основания для предъявления обвинений уже есть.
— Надо что-то раскопать на этих бандитов, — задумчиво проговорил Рожков. — Потому что сейчас они самим фактом смерти вызывают сочувствие, и оно перевешивает и оружие, и стрельбу, и угнанный «мерс»! А если окажется, что за ними целый хвост преступлений, то оценка резко изменится.
— Это точно, — кивнул Петруша. — Тогда я возьму машину и поеду в больницу?
— Давай. А я займусь угнанным «мерсом», проверю по всем учетам Вахита. Может, что-нибудь интересное и выплывет!
Рожков поднялся из-за стола и энергично вдавил окурок в черную плоскую пепельницу. После чего направился доложиться Савушкину. А Петров, спустившись на улицу, сел за руль служебной «шестерки». Натужно взревел слабенький мотор, напоминая о том, что ни «Мерседес», ни «БМВ», ни «Лексус», да и вообще ни одну из бандитских машин оперативник уголовного розыска догнать не сможет. К тому же он был обезоружен, а значит, по терминологии блатных, являлся «тихим ментом». Как при таких обстоятельствах он мог вести борьбу с преступностью, оставалось загадкой даже для него самого. Но до ЦГБ Петруша доехал довольно быстро.
Доктор Забелина находилась на дежурстве. Она вышла из ординаторской и присела на широкий, давно не крашенный подоконник.
— Вы уже третий, кто расспрашивает меня об этом человеке, — сказала она с легкой долей раздражения. — Вначале был какой-то милиционер, потом сотрудник прокуратуры и теперь уголовный розыск! А я ведь врач, а не сыщик. Могу дать историю болезни, читайте!
— Не надо, — возразил Петров. Миловидное лицо Забелиной примиряло с ее недружелюбным поведением. Зеленые кошачьи глаза, длинные пушистые ресницы, тонкие чувственные губы, узкие скулы. Ему как раз нравился такой тип женщин. Хотя, конечно, возраст. Но если бы она выглядела по-другому, он бы выписал ей повестку — и дело с концом! Пусть посидит в коридоре, помаринуется.
— Я ведь как раз сыщик, а не врач, поэтому вряд ли разберусь в вашей документации. — Старший лейтенант отвел взгляд в сторону. Ему показалось неприличным, что он так пристально и изучающе рассматривает лицо собеседницы. — Мы тоже ведем это дело параллельно с прокуратурой, поэтому я и пришел к вам очередной раз. Скажите, это точно был бред? Ну, те слова про месть и руку Аллаха.
— Не уверена, — честно ответила Анна Станиславовна. — В тяжелом состоянии многие бредят. Прежде на это никто и не обратил бы внимания, но сейчас другое дело. Все напуганы. Недавно все пассажиры вышли из автобуса только потому, что в него села кавказская женщина в черной одежде и с черным платком на голове. Поэтому мне его слова показались угрожающими.
— Им кто-нибудь интересовался?
— Кроме милиции и прокуратуры — никто.
— Отпечатки пальцев с него снимали? — продолжал расспрашивать Петруша. Смотреть в сторону тоже было неудобно, и он чувствовал себя неловко.
— Зачем? Ничего такого никто не делал!
Старлей выругался про себя. Как же будут устанавливать его личность?
