«Все. Теперь бежать», – пришла трезвая и ясная, как морозный воздух, мысль.
Да. А стакан с отпечатками? А следы? А бутылка? А...
Савик наклонился. Только сейчас он заметил красноватую припухлость на щеке у Глеба, чуть правее носа. Розовое пятно размером не больше бабьего соска, и в середине что-то торчит. Как будто твердый гнойный стержень вылез из назревшего фурункула... Странно, вроде никаких нарывов у него на роже не было... Или это тень такая... Но странности Глебовых гнойников отходили сейчас на задний план.
Савик ничего не соображал. Ладно, надо убрать следы... Он вытащил из-под ящиков грязную тряпку, наспех протер пол. Затем сорвал со стены полиэтиленовый пакет. Стакан, бутылка, окурки – все туда. Что еще?.. Ручка. Савик совсем про нее забыл. Ручка.
Он пошарил глазами по киоску. Ручка лежала на полочке, рядом с польской туалетной водой и дезодорантами. Савик взял ее, хотел сунуть в карман, но что-то его остановило. Погоди, ведь перед тем, как Глеб кувыркнулся со своего стула, он как раз нажал на стреловидный зажим, правильно? Да. Раздался тихий шипящий звук, и цифра 8 сменилась цифрой 7. Шипящий звук. Савик тогда подумал, что Глеб включил свою зажигалку, чтобы прикурить. А может, шипела не зажигалка?..
Синий цилиндрик с надписью «Ronson» лежал в раскрытой ладони мертвеца. Сигарета валялась рядом на полу. Савик поднял ее, посмотрел: кончик светлый, бумага не закопчена. Значит, это была не зажигалка.
Взгляд его невольно скользнул по щеке Глеба, и тут Савик – тот самый Савик, который пожил, который знает, – вообще перестал что-то понимать.
На щеке ничего не было! Ни припухлости, ни красноты, ни тени! Обычная пористая и не очень чистая кожа – и все.
Это было за гранью понимания. «Херня какая-то», – сформулировал растерянный Савик. Он осторожно, словно ядовитого паука, завернул ручку в платок и спрятал ее в правый внутренний карман куртки – от сердца подальше.
Глеб лежал в нелепой позе, скалясь в потолок.
Савик отпер дверь и вышел из киоска.
Он долго ходил по улицам, не зная, куда приткнуться, совершенно очумелый. Потом остановился, огляделся: какая-то пустынная остановка, жестяной флажок с номерами маршрутов скрипит на ветру. Вспомнил вдруг про пакет, который до сих пор сжимал в руке. Бутылка, стакан, окурки. Воровато глянул по сторонам. Швырнул пакет в урну, отошел. Нет, вернулся, высыпал сигареты из пачки в карман, пустую пачку поджег и бросил следом за пакетом. Гори оно все!..
Савику сегодня определенно не везло. Вдобавок ко всему он забрел на «чужую» территорию, в район проспекта Вернадского, рядом с автостоянкой. Там Савик нарвался на ребят из группировки Жгута, который «держит» соседний участок и, как это часто бывает у соседей, имеет целый букет территориальных и прочих претензий к группе Директора и Смольского. Жгут с Директором свои проблемы обычно решают за бутылкой коньяка в отдельной кабинке какого-нибудь дорогого ресторана, как принято у уважающих себя людей. А «бойцы» той и другой стороны знай метелятся между собой при каждом удобном случае.
«...Смотри, этот, как его, Савкин топает, – послышался нетрезвый голос. – Отбуцкаем?» Савик увидел стремительно приближающиеся фигуры и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, побежал. Ловить здесь было нечего, только бежать. Савик сам не раз участвовал в подобных расправах, он знал, как действует на разгоряченный выпивкой мозг пресловутый «эффект чужака». Ни повод не нужен, ничего. Только – морда, об которую можно почесать кулак.
Убежать Савику не дали. В подъезде, мимо которого он проходил минуту назад, обжималась парочка; парень, как оказалось, тоже был из жгутовских – Боря Хмель. Услышав крики, Боря оставил на время свою подругу и выскочил Савику наперерез. Савик попытался уложить его с первого удара, но не сумел. Хмель вцепился ему в куртку, а тем временем подоспели остальные...
Спустя пять минут все закончилось. Савик остался лежать на снегу, облизывая разбитый рот и чувствуя при каждом вздохе, как ребра вонзаются в печень. Хорошо, что он работает на Директора. Если бы он был обычным лохом, то жгутовские затоптали бы его насмерть. С другой стороны, если бы он был бригадиром или просто авторитетным пацаном, его бы никто не тронул...
Савик отдышался немного. Встал. Обшарил карманы. Шестьдесят долларов, полученные с должников, а с ними и личные сорок рублей – все исчезло. Савик чуть не взвыл от злости и досады. Ну, суки, ну попадетесь же когда-нибудь!.. С тревожным чувством он залез в карман. Ручка была на месте. И зажигалка, и две сигареты остались не поломанными.
Савик вытер лицо и руки снегом, посидел на корточках, отдышался, выкурил сигарету. Капли воды стекали по его разбитому и насупленному лицу. Вот херня! Совершенно Неожиданно он сам оказался в должниках.
Часов в восемь Савик приплелся в дискобар «Миранда». Это «точка» Юры Маза – он сидит за стойкой днями напролет, лакает с дружками немецкое пиво под горячие сосиски, треплется. А когда он бывает нужен Директору, всегда знает, где его искать.
Вот и сегодня бригадир сидел на своем обычном месте, уткнувшись носом в пивной бокал. Савик подошел, стал рядом, всем своим видом выражая уныние от незаслуженной обиды.
– Слышь, Юра, меня жгутовские отбуцкали, деньги отняли... Совсем оборзели!
Маз допил пиво, без интереса скользнул взглядом по его разукрашенной физиономии.
– Какие деньги?
Если бы в таком виде заявился Татарин, Маз вскочил бы, собрал ребят и отправился на разборку. А на обиды Савика ему было плевать. Савик ощутил острый укол уязвленной гордости.
– Сегодня шестьдесят баксов получил с Нинки и Глеба... Маз поморщился. Имен овец он не знал и знать не хотел. Его интересовала только шерсть.
– А Глеб потом... – Савик запнулся, вдруг ясно увидев перед собой остекленевшие глаза ларечника и отвалившуюся челюсть. – Короче, Глеб прижмурил задницу.
– Что-о? – протянул Маз, задирая брови.
– Сдох, что!.. – неожиданно для себя огрызнулся Савик Маз посмотрел на него как на законченного идиота.
– Что ты мне пургу метешь? – медленно произнес он. – При чем тут жгутовские?
– Они потом. Вначале Глеб долг отдал, потом вдруг помер. А потом жгутовские напали. Хмель и еще рыл семь.
Маз отвернулся, постучал по стойке пальцем, увенчанным кольцом-"печаткой". Рядом появился бармен, поставил перед ним кружку пива. Маз отпил из бокала, спросил:
– Значит, ты этого ларечника замолотил, бабки заныкал, а жгутовские виноваты?
– Жгутовские, – подтвердил Савик. Маз хмыкнул и слез с табурета.
– Идем на воздух.
Они вышли на улицу, под козырек бара.
– В общем, так, братишка, – сказал Маз, закуривая «Честерфилд». – Я помню – на прошлой неделе ты катил бочку на какого-то лоха за то, что платеж задержал. Кричал, грозился. А сегодня приходишь с разукрашенной мордой и разбитыми кулаками и говоришь, что он умер. А зачем ты мне это говоришь?
