«Огнем и дымом?»
«Огнем и дымом. Конечно».
«А когда такой день наступит?»
«Офицер Тэтлер тоже интересовался».
«И что ты ему отвечал? Есть у тебя ответ?»
«Я отвечал ему так: нам без разницы. Десять лет или тысяча, мы не торопимся. Небо заражено звездами, они как серебряная сыпь, никуда не денутся. Воздух полон зловония, но ведь дышать можно, и в кармане есть сушеные корешки, и завтра будет только хуже. Так давайте радоваться. Так я отвечал офицеру Тэтлеру. И не надо ломать голову, когда придет нужный день. Дети вырастут – разберутся».
«А если не успеют?»
«Как это?»
«Если люди Экополиса сами устроят вам медитацию?»
«Ты что! Они трусливые, – весело заржал офицер Стуун. Волосы на его голове отступили почти к затылку, но глаза все еще смотрели остро. Голубые, немножко выцветшие глаза. – Они нас боятся. Они заняты только тем, чтобы сделать Языки для нас вкусными, даже еще вкуснее. Они все свои силы отдают Языкам. Так и будет. Ты слышал программу Горизонт?»
Алди кивнул.
«Помнишь голос старого Худы?»
Алди помнил. «Очень омерзительный голос».
«Ты говоришь совсем как Тэтлер, – обрадовался офицер. – Нам пение старого Худы нравится. Он поет о нашем торжестве».
«Но воздух зловонный, – потянул носом Алди, – а завтра будет еще хуже. И на детей надежда плоха».
«Ты говоришь совсем как Тэтлер».
«У вас сейчас нехорошее время, – никак не мог остановиться Алди. – И лучше оно уже никогда не будет. Особенно если будете слушать старого Худы. Он поет о полном торжестве, но как такого торжества добиться? Как его добиться, если у вас все только болеют и умирают? И зачем устраивать большую медитацию, если Языки для вас выращивают в Экополисе?»
«Дети вырастут – разберутся».
Офицер Стуун ни разу не снял со рта специальную марлевую повязку и голос его звучал глухо. Отряд между тем выехал на пригорок и внизу открылся чудовищный поселок – грязный, дымный, с извилистыми разбитыми переулками, с рядами ребристых черных домов, с черными шатрами, окруженными зловонными лужами и канавами. Толпы неопрятных людей без всякого видимого порядка слонялись по кривым улочкам. Над плоскими заболоченными площадями, озаренными светом мутноватых фонарей, разносились раздраженные крики вьючных животных. Там фильтровали воду, сушили полезную траву, отжимали водоросли.
Немного подумав, офицер Стуун сказал:
«Конечно, мы устроим медитацию. Но прежде мы всему научимся».
И спросил: «Хочешь помочь нам?»
«Это как?» – удивился Алди.
«Тебе надо будет пойти в Экополис».
Сердце Алди стукнуло раз, другой, потом бешено заколотилось:
«В Экополис? Зачем?»
«Говорят, там созданы банки спермы».
Офицер Стуун не ждал какой-то особой реакции. Он знал, что в голове Алди все путается.
«О банках спермы нам рассказал офицер Тэтлер. Он Герой Территорий. Он знал, что нам надо делать. Мы устроим медитацию, а содержимое специальных сейфов реквизируем и вывезем в Южную Ацеру. Там сейчас совсем нет женщин, почему-то они перестали рожать девочек. Мы раздадим содержимое по лучшим семьям и у нас снова появятся крепкие веселые девочки». Мы научим их любви и всему такому. Но Экополис большой. Мы не знаем его улиц. Нельзя найти банки сразу, ничего не понимая в окрестностях. Ты можешь все разузнать?»
«Разве сперма принадлежит вам?»
«А кому она принадлежит?» – не понял офицер.
«Наверное, тем, кто сдавал ее на хранение. Ее ведь нельзя просто забрать. Там охрана. Нужны документы. И там должны быть разные подписи и печати. Даже копии копий должны быть заверены».
«Нет, ты только смотри. Даже копии копий!» – обрадовался офицер Стуун.
И, весело постучав зубами, крикнул: «Копии ему заверенные! Подписи и документы разные! Эй, Мохов, тащи долбанного в контору! Будешь по ушам бить!»
5
В третий раз вместо Станции Алди попал в некое местечко, отгороженное от Остального мира глухим становым хребтом. Густая холодная тень всегда падала на травянистую поляну, окаймленную редкими кустами, всегда почему-то желтыми. В массивном доме, сложенном из угловатых неотесанных камней, в многочисленных залах, комнатах, переходах и тупиках обитало множество людей. Сколько – точно никто не знал. Запомнить всех не было возможности.
Заправляла колонией мать Хайке.
Горбатая, ходила, загребая сухой ногой, по утрам подолгу расчесывала перед мутным зеркалом пепельные длинные волосы, и все толковала про русалку по имени Иоланда. Про испортившиеся нравы, растрепанные нервы и про то, что у Иоланды трещинка на верхней обветренной губе. Будто бы русалка ленива. Будто бы валяется в камышах в специальной переливающейся серебряной сети и никому нельзя к ней подходить. Будет плохо.
Мать Хайке непременно отыскивала глазами Алди: «Не делай этого».
Нынешние обитатели пришли в ущелье отовсюду. Некоторые издалека и по разным причинам. А уйти не могли по одной – памяти не хватало, не помнили, как попали в такое уединенное место. Некоторые, правда, указывали на сосенку, склонявшуюся с чудовищной высоты крутого обрыва: вот вроде спускались от нее, даже царапины остались на скальном склоне.
Но говорили без уверенности.
А как оказались наверху? Да кто же помнит!
Особенно настаивал на беспамятстве шестипалый брат Зиберт.
Наверное, хотел что-то скрыть. Зато со многими делился заветной мечтой: попасть в Экополис и выступить на Большом Совете. У брата Зиберта не было зубов, а понятных слов – еще меньше. Шесть пальцев на каждой руке и ноге придавали ему некоторую убедительность. Но край, откуда он был родом, славился и семью, и даже восемью пальцами на руках. Удобно брать в ладонь сыпучее. «Как малый Гекатонхейр».
То, что брат Зиберт считал словами были просто звуки. От вечного напряжения слезились глаза, но ему непременно хотелось обратить внимание жителей Экополиса на то, что все люди на земле – братья. Одно время он так называл зверей, но на болоте его укусила змея. Если не ценить братских отношений, хотел сказать брат Зиберт на Большом Совете, непременно придет конец света. Он изучил все тайные входы и выходы в Экополис, все ловушки и западни. Он готов был привести жителям Экополиса целых шесть неопровержимых доводов в пользу близкого конца света. Пять известны всем, а шестой брат Зиберт держал втайне. Падение мо-Рали, эпидемии, отсутствие высоких целей, жадность и узость интересов, все такое прочее – втайне даже мать Хайке была Уверена в том, что брат Зиберт выступит убедительно.
А значит, Большой Совет подарит остальным еще несколько Языков.
«Мы все братья. Нам надо делиться!» – вот что хотел сказать брат Зиберт жирным, жадным, все загребающим под себя жителям Есен-Гу. Следя за полетом птиц, он делал предсказания. Например, утверждал, что придет такое время, когда счастливчики из Экополиса своею волей выдадут остальным тайны красоты и здоровья, а сами начнут работать много, даже еще больше. Они всегда хорошо жили, пусть и поработают теперь хорошо.
