– Он и вы… – начал Марик и беспомощно умолк.
– Я его жена, – сказала Тамара.
– Жена? – переспросил Марик недоверчиво.
– Да. Мы с мамой жили в этом же доме, в соседнем подъезде. И у меня, как и у Алекса, не было отца. И учились мы в одном классе. А поженились в восемнадцать, потому что я ждала ребенка. Такой глупый детский брак… Мы были скорее как брат и сестра и любили друг друга как родные. И совсем необязательно было… вы понимаете? – она вздохнула и улыбнулась слабо. – Ближе Алекса у меня никогда никого не было… и не будет!
– А… ребенок? – спросил Марат, удивленный.
– Ребеночек родился мертвый. Мы остались друзьями, и только. Потом я уехала. Далеко, за границу. Работала там, встретила человека… он предложил пожениться, а я ведь не разведена с Алексом. Ну, и пришлось вернуться за разводом, а тут такие дела…
– А Юлия… как же…
– Как я понимаю, их брак недействителен. Какая разница теперь… Он не думал, что я вернусь… да и я не думала. Приехала – оказалось, он женился. Как теперь разведешься? Своему жениху я не объяснила, зачем еду домой, сказала – тетку повидать, мамину сестру, друзей… Мне для себя хотелось, чтобы все чисто, и дети законные, а теперь уже все равно. Теперь вдова. По закону.
– Тамара, это не она! Не Ирина! – вдруг сказал Марик после продолжительного молчания.
– Она!
– Нет, Тамара. Я знаю свою жену. Она подлая, испорченная, злая, но она не убийца, поверьте мне. Понимаете, вся ее злоба – это слова и чувства, но не поступки. Всю жизнь за нее все делали другие. Я бы скорее поверил, что она убеждала Алекса убить Юлию, но никогда не стала бы убивать сама. Она не способна на поступок… разве что на анонимку. Возможно, мои слова не убеждают вас, но, поверьте, я знаю, о чем говорю. Знаю. Ирина плохой человек, скверный человек, но не убийца. Она могла закатить Алексу скандал, швырнуть чем-нибудь, но не подсыпать яд, а потом сидеть и смотреть, как он умирает… Скажите, он был здоров? Возможно, сердечный приступ… Если она была здесь… возможно, они ссорились… он нервничал…
– Он никогда ничем не болел. Ваша жена была здесь. И Алекс знал, что она придет. Она все время звонила ему, требовала встречи. Он собирался сказать ей, что это все, конец. Вы знаете, ему нравилась Юлия. Она очень добрая… Алекса жизнь много била, он никому не верил, у него и друзей-то не было. И сначала он собирался… ну, из-за денег с Юлией… А потом нет! Он мне говорил. Он был счастлив, у них было полное взаимопонимание. И вдруг она стала болеть, а тут еще экономка, Лиза Игнатьевна, все время повторяла, что ее сглазили. Вот он и решил, что без вашей жены не обошлось. Он боялся, винил во всем себя, а признаться Юлии не посмел. Если ваша жена ни при чем, почему Юлия стала болеть?
– Не знаю…
Марик чувствовал себя не просто смертельно уставшим, он чувствовал себя избитым, выпотрошенным и подвешенным на крюке, как туша мертвого животного. Ему хотелось уйти отсюда и забыть обо всем, что он здесь увидел и услышал. Ему не нужны были чужие тайны.
Обстановка складывалась странная – они говорили об убийстве, а на диване лежал, улыбаясь кончиками губ, мертвый человек. Стакан с питьем – на журнальном столике. Рука, свесившаяся на пол…
– Ничего не знаю, Тамара. Но послушайте, – вдруг вспоминает он, – на столе в кухне немытая посуда… чашки, ложки. Если это Ирина, ей хватило бы ума вымыть чашки, чтобы уничтожить следы своего присутствия. Или это ваша чашка с кофе на кухне?
– Я все убрала, – отвечает Тамара машинально. – Мы ужинали, но я все убрала и вымыла посуду. Мы приезжали сюда, Алекс очень переживал, считал, что все из-за него… Нам было легче здесь. Марат Николаевич… может, вы и правы, может, не она. Не знаю…
Она умолкает. Смотрит в пол, словно колеблется, сказать или промолчать. Марат испытывает мгновенный укол страха – что еще?
– Марат Николаевич, у меня самолет сегодня в четыре дня, что мне делать? – глаза у нее несчастные. – Виза истекает послезавтра. Я слишком задержалась, Алекс просил, и я не смогла отказать. Получить новую здесь практически невозможно, я не смогу уехать и останусь. Меня там ждет человек, хороший, порядочный человек. Я хочу детей, я еще молодая!
Они смотрели друг на друга. Что-то тайное витало в воздухе. Сговор, компромисс, недосказанность. Как много существует всяких слов, за которыми можно спрятаться! Тамара уедет. У нее впереди вся жизнь. С хорошим человеком. Ей не нужна эта грязь. Это не ее грязь. Уедет свидетель. Никто никогда не узнает, что произошло на самом деле. Скандал будет уничтожен в самом зародыше. Марик не обмолвится и словом. Для всех – Алекс умер от сердечного приступа. Находясь один в своей квартире. Некому было вызвать «Скорую»… Или покончил самоубийством… из-за болезни жены. А он, Марик, уйдет от Ирки. Теперь навсегда. Почему он так долго тянул?
Неужели она… их обоих?
– Нет! Не верю! Не могла она! – кричит он себе, понимая, что ему так легче, и понимая в то же время, что где-то там, глубоко внутри, он знает, что могла.
Не верю – и все! Неверие освобождает от необходимости что-то делать. Он просто уйдет. Навсегда. Правосудие? Он не судья жене своей. Никогда им не был… по слабости и бесхарактерности, наверное. Есть судьба. Переложить правосудие на плечи судьбы… А что? У богини юстиции завязаны глаза. У богини фортуны тоже, наверное, завязаны глаза. И закрыты уши. Она пригоршнями швыряет в толпу блага, и добычу хватает самый сильный и ловкий, а не самый достойный. Пусть обе эти дамы и решают… что будет дальше, путаются мысли Марика.
– Я отвезу вас в аэропорт, – говорит он как о решенном деле.
Тамара испуганно смотрит на него и молчит. Закрывает рот рукой, словно удерживая рвущиеся наружу слова.
– У вас своя жизнь, – говорит он внушительно, напоминая прежнего Марика – человека, у которого все схвачено – от итальянского голубого унитаза до немецких кухонных агрегатов, а не растоптанного жизнью неудачника-рогоносца. – Не позволяйте обстоятельствам сломать ее. Тем более ничего уже не исправить. Я позабочусь о… – он хотел сказать «о похоронах», но не решился. – Обо всем. И Юлю не брошу, обещаю вам. Завтра утром я… «найду» Алекса в этой квартире. А Юля вчера вечером вышла подышать свежим воздухом, и ей стало плохо – она потеряла сознание. К счастью, я как раз заехал ее проведать и отвез в больницу, а Алекса нигде не было… и мобильник его не отвечал. Я вспомнил, что у меня записан где-то его старый адрес. Пришел… и вот.
Марик деловито проговорил все это, репетируя завтрашние объяснения, составляя план действий, прикидывая, как это прозвучит, занимая мозг делом и нагружая его, иначе не выдержать было…
* * *
…Женщина лежала в горячей воде, чувствуя затылком жесткий холодный край ванны. Взгляд ее был прикован к ярким расплывающимся огням свечей. Она вытащила из воды тяжелую левую руку, некоторое время рассматривала покрасневшую кожу, словно вспоминая, что собиралась сделать. Потом провела бритвой, зажатой в правой руке по внутренней стороне запястья, там, где бились тонкие голубые жилки… Боли она не почувствовала – смотрела рассеянно, как красные струйки заскользили по руке в воду, мгновенно окрашивая ее сначала в розовый, затем в ярко-красный цвет… Словно испугавшись, она спрятала руку под воду.
