Легкие прозрачные невразумительные сумерки стояли вокруг, небо и земля ничем не отличались друг от друга, и только светлая полоска с бегущими воинами разделяла их…
Далекий звук, напоминающий хлопок, долетел до Юлии и выдернул ее из уютного лилового мира.
«Калитка, – подумала она. – Почта. Письмо!»
Она выбралась из постели и стала одеваться.
Конверт был светло-голубой, длинный, нестандартный. Вместо обратного адреса – крохотное сердечко из красной блестящей бумаги – привет от друга-доброжелателя. Она держала конверт в руке, забыв о принятом решении рвать подметные письма, не читая, испытывая болезненное любопытство, смешанное со страхом, и нетерпение. Ей казалось, что тот, кто прислал письмо, наблюдает за ней, и она невольно оглянулась. Он был здесь, его злоба и ненависть жгли ее. Она села за стол, положила конверт перед собой. Посмотрела в сад. За окном было очень тихо и сумрачно. Природа затаилась, ожидая перемен. В стекло ударила белая крупинка, одна, другая. И вдруг – словно пригоршню крупы швырнули – застучало в стекло мелко и жестко. Юлия взглянула на конверт, удивившись, что он не исчез и все еще лежит на столе перед ней. Попыталась представить себе этого… Взяла письмо в руки, резким движением надорвала. Вытащила листок и впилась в него глазами.
«Подумать о душе никогда не поздно. Ведьм сжигали и сжигают на кострах за колдовство и мерзкий грех прелюбодеяния, и они в муках умирают, выдохнув из себя черное облако души. В наказании – возмездие. Муки совести, муки души и тела… Маятник судьбы со свистом рассекает воздух, лезвие его остро и сверкает. Тысячи глаз стерегут всякое движение. Нет спасения. Боль, мрак, смерть…»
«Психопат! Это написано психопатом! – подумала Юлия почти с облегчением, не зная, смеяться ей или плакать. Первое письмо было как пощечина, а это… какая-то дешевка! Не может нормальный человек писать такие письма. Или это чья-то дурная шутка? Чья? «В наказании – возмездие!» Так и несет дешевой мелодрамой. «Грех прелюбодеяния» – разве сейчас так говорят? «Подумать о душе» – неужели верующий? Фанатик? На сей раз напечатано на компьютере. Не вяжется – старомодный стиль письма и компьютер. Вот! Не вяжется! Фальшь, подделка… Человек надел маску, чтобы его не узнали. Придумал слова, придумал образы. Кто он? Мужчина, женщина? Тысячи глаз стерегут…
Юлия невольно оглянулась. Может, видеокамера? Глупости! Паранойя начинается. Зачем он это делает? Неужели она – самая большая грешница? Или… у него скрытый умысел? Маска с прорезями для глаз, на голове капюшон, он не хочет, чтобы его узнали. И это самое страшное – он говорит чужим голосом с чужими интонациями, он не хочет быть узнанным. Значит, они знакомы? Юлия перечитала письмо еще раз.
Кто?
А что значит «смерть»? Почему смерть? Он ей угрожает? А боль? Какая боль – физическая или душевная? А при чем мрак? Могила? Письмо уже не казалось ей безобидной дешевкой, в нем была явная угроза. Юлия представила себе маятник, со свистом несущийся откуда-то прямо на нее…
И муки совести… почему, что он знает? Почему он написал «муки совести» и «муки души»? Откуда он знает…
Она вернулась в постель, свернулась клубочком, подтянув колени к подбородку. Крепко сжимая в руке смятый листок бумаги. Напрасно она сожгла первое письмо! Оно было написано совсем в другой тональности. А может, их двое? Что там было… Что-то о деньгах, за которые можно купить молодого любовника, и о старых бабах, падких на молодую плоть. И подпись была – благожелатель. А это, новое – без подписи вообще. И тон другой. Первое – злобное, второе – угрожающее.
«Мне плохо, – подумала Юлия. – Я чувствую, как чья-то злая воля убивает меня. Она разлита в воздухе, она заглядывает в окна, она притаилась в углах. Я сейчас уйду… насовсем…»
Глава 20
Опоздали!
Монах и Зажорик добрались до дома Ромы Захарченко, попетляв по запутанному лабиринту старых и облезлых многоэтажек бывших Черемушек. Дом оказался в глубине квартала, а дальше шел пустырь. На пустыре паслась белая коза. Монах опустился на лавочку у подъезда, где скучала очень немолодая женщина, степенно поздоровался и сложил руки на животе. Помолчав для солидности, приступил к оперативному сбору информации.
Зажорик тоже кивнул женщине и уселся на лавочку напротив. Захрустел пальцами – получилось громко, и он испуганно сунул ладони под себя.
– Жарко сегодня, – сообщил Монах женщине, утирая для достоверности лоб большим клетчатым носовым платком. Он не собирался баловать собеседников разнообразием и начинал с того, что лежало на поверхности – с погоды.
– Просто ужас! – охотно отозвалась женщина. – В квартире нечем дышать! Вышла во двор, а тут то же самое. Ждешь-ждешь это лето, а потом мучаешься.
– Истинно! – прогудел Монах. – Трудно дышать.
«Особенно толстым», – хотел съязвить Зажорик, которого выводили из себя детективные упражнения Монаха, и, главное, ему приходится вкалывать за шофера – Монаху просто так не откажешь.
– Завтра обещали дождь, – соврал Монах.
– Нет вроде, – возразила женщина. – Передали, что не будет еще неделю, а дальше они не знают.
– Чувствую, что будет. Что-то колено крутит… правое.
– Дай-то бог!
– Тут у вас парень живет, программист, Рома! – перешел к делу Монах. – Номер дома помню, а квартиру – убей, запамятовал. Классный специалист… есть работенка!
Женщина всплеснула руками:
– Господи, спаси и помилуй! Его ж убили, Ромочку нашего! Две недели уже!
– Что значит… Как убили?
– Убили! Зарезали в парке вроде ночью, а обнаружили только утром. Собака нашла, говорят, выла, прямо сердце разрывалось! Может, он еще живой был, если б сразу…
– Нашли, кто его?..
– Да разве ж тут найдешь! Полно шпаны и наркоманов кругом, а в парке вообще! Я, как стемнеет, из дома носа не высуну! Что творится – не передать! Были из полиции, ходили по квартирам, выспрашивали, кто приходил, родственники… А у Ромочки из родственников одна сестра, никого у них не было. Одна радость, квартира ей отойдет, у них двое детишек. А приходило… много приходило, парни, девушки… Ну, бывало, шумели, молодые люди, сами понимаете. Галямовы снизу два раза полицию вызывали, спать мешают! А мне они все на одно лицо – тощие, шумные… а говорят не пойми чего! Да я и не присматривалась, а насчет имен… Нет, говорю я им, имен никаких я не знаю! Ромочка меня с ними не знакомил. Да если и встречу кого из них – не узнаю. А только сказала я им, что это не свои, а чужой!
– Чужой? – повторил Монах. – Почему вы так думаете?
– Свой был вхож в квартиру, ему незачем по паркам убивать. Пришел бы и убил на дому. Но только это не они, не друзья Ромочки. Ни за что не поверю! За что? Ни денег, ни ценностей, все на виду… в квартире почти ничего нет, он мне говорил: все деньги потратил на квартиру – он ее купил два года назад, – а барахло, говорит, наживем! Веселый такой, всегда пошутит, и все на бегу! Еще и кусок вечно жует! Говорил, на трех работах. Компьютер забрали, какие-то детали, целую коробку… обыск делали, я понятой была, расписалась, не читаючи.
